Наталия Миронина - Не разлей вода [сборник litres]

– Обещай мне, что ты никогда не будешь общаться с нашими соседями. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Их для нас не существует.

– Папа, что, даже не здороваться? – спросила Алла. Ее испугало лицо отца.

– Даже не смотреть в ту сторону, – твердо сказал Кочин.

– Ох, папа! – Аля бросилась к нему. – Перестань так переживать. Все закончилось. Все! Давай забудем об этом.

Кочин обнял дочь и подумал, что он забыть не сможет, а вот она, да, вырастет, и все это потускнеет, побледнеет. В ее жизни не будет этого ужаса. В ее жизни останется могила матери под знаменскими соснами, река, поле. В ее жизни будет будущее – встречи, знакомства, любовь… Много интересных путешествий. «Наверное, это хорошо, это правильно. Жить с почерневшим сердцем нельзя. Но…» – Олег Петрович вздохнул.

– Аля, давай ужинать? Скоро совсем стемнеет, а мы хотели с тобой еще прогуляться, – улыбнулся он.

Людмила Батенина вернулась домой в слезах.

– Я тебе говорила… Я же тебя предупреждала – остановись! Дались тебе эти Кочины… – набросилась она на мужа.

– Да ладно… – поморщился он. Видно было, что страх его еще не оставил. И он до конца не верил, что суда не будет и что Кочин отозвал иск. «Вот увидишь, этот хорек ловкий ход сделал. Только я расслаблюсь, а он что-то придумает», – говорил он жене. Та тоже не сразу поверила в происходящее, но теперь, после визита к соседям, поняла, что они, Батенины, не прощены, но суд им не угрожает. Поэтому она дала волю своему гневу:

– Что «да ладно»?! Ты не ладь. Ты в руки голову возьми и задумайся, к чему упертость твоя может привести! И детям жизнь бы испортил!

– А что им-то? – вскинулся Батенин. – Они дома остались бы…

– Ты дураком прикидываешься? – разошлась Людмила. Она уже не держала себя в руках. – Да мальчишкам знаменские прохода не дают. Припоминают твою выходку! Ах ты дурак злобный…

Батенин покраснел и приподнялся со стула.

– Отец, сядь и кулаки спрячь. Мама, и ты успокойся, – вдруг раздался голос.

Людмила оглянулась. Голос принадлежал старшему сыну, Сергею. Она только сейчас поймала себя на мысли, что это был голос взрослого человека.

– Ты чего это? – изумился Батенин.

– Вы прекращайте лаяться… То есть ругаться. Достали своими воплями. Все, проехали… Закрыта тема, и Кочину этому огромное спасибо. Ты бы, отец, лично сходил к нему. Поблагодарил.

– С чего… – завелся опять Батенин.

– С того, что виноват. Я знал это. Еще потому, что Мишка опять мочится в постель… От нервов… А лет ему немало… Ваш младший сын не спит уже какой месяц, а вы заняты черт знает чем. Мишка кричит опять во сне. Его обзывают… И меня тоже… Но мне по фигу… А вот он психует… Он у вас уродом станет так… Все. Теперь в доме будет тихо…

Сергей повернулся и вышел. В кухне повисла тишина. В этот момент Егор Батенин, злой, черствый самодур, вдруг понял, что перестал быть хозяином в собственном доме. Хозяином стал этот мальчишка пятнадцати лет. Его сын, которого он учил хозяйничать, экономить, которому мечтал оставить свой большой дом, участок в двадцать соток и часть картофельного поля за рекой. И которого хотел пристроить водителем к одному состоятельному человеку.

– Что ты, собственно, против отца имеешь? – запоздало прокричал Батенин.

– Ничего. Я хочу, чтобы в доме было спокойно. Хочу, чтобы Мишка перестал психовать. И еще, раз уж заговорили. Я в институт пойду после школы. Это я тебе заранее говорю, чтобы ты потом не орал.

– Какой институт? – вышла из кухни Людмила. – У нас денег не хватит… Надо столько всего сделать. Вон, забор высокий ставить… Тот, который с Кочиными.

– Это еще зачем? – удивился Сергей.

– Я обещала, что никогда с ними не пересечемся, не заговорим. И вообще. Нас для них нет. Так, отныне пустое место.

И, не удержавшись, чтобы то ли мужа уколоть, то ли от внутренней зависти, добавила:

– У них все богато. Земли теперь много. Дом с пристройками. Все в цветах…

– Так и сказал? – перебил ее сын. – Чтобы никогда не общались и не пересекались?

– Да, сынок, так и сказал… – вздохнула Людмила.

Сын молча повернулся и скрылся в своей комнате, со всей дури хлопнув дверью.

Батенины-старшие переглянулись. В их доме, в их жизни продолжали происходить события, значение которых они пока понять не могли.

Батенины были богатыми. Вернее, зажиточными. У них был большой благоустроенный дом, большой участок. Они держали живность – утки и гуси Батенина перед Рождеством расходились на ура. Еще Людмила делала паштеты из птицы. Конечно, не фуа-гра, но тоже вкусные. Паштеты заказывали на торжественные застолья. В урожайные годы они на одинцовском рынке продавали ягоду и яблоки. Официально Батетин работал в местном энергетическом управлении – следил за сетями, ликвидировал аварии. Жену Людмилу на работу не выпускал. Во-первых, хозяйство требовало глаз и рук, а во-вторых, росли сыновья. И если Сергей с раннего детства был самостоятельным и решительным, младший Мишка рос болезненным ребенком. «Совсем не деревенским», как однажды сказал про него районный врач, намекая на свежий воздух, молоко из-под коровы и прочие деревенские преимущества. Людмила долго не говорила невнимательному Батенину, что проблема у сына не с физическим здоровьем, а с «нервами». Мальчик был плаксивым, тихим и нерешительным. Он пугался самых обычных вещей – громкой музыки, голосов, шумных игр. Людмила разрывалась между хозяйством и детьми. Те исследования и то лечение, которые рекомендовали специалисты, они с Мишкой полностью не прошли. Хорошо, что старший брат был спокойным и заботливым. В компании с ним младший становился обычным ребенком. Потихоньку Батенин-старший махнул рукой и все ставки сделал на старшего.

Рублевские и околорублевские места имеют некое своеобразие. Местное население – все коренные жители Раздоров, Ильинского, Ромашкова и прочих старинных мест – давно не работают на фермах или иных хозяйствах. Большая часть обитателей поселков и деревень – это тот самый персонал, который обеспечивает комфорт обитателям вилл и загородных резиденций. И в то же время зачастую они же обладают весьма приличным благосостоянием. Источник его не только тяжелый труд, но и стоимость земли, на которой стоят дома, построенные еще отцами и дедами. Продав часть участка, можно запросто стать миллионером. Батенин в свое время так и поступил. Он продал участок, на котором три поколения его семьи сажали картошку. На вырученные деньги он поставил дом, купил для себя и жены первые солидные машины. Жили они в достатке, ездили в отпуск на море в далекие края, и, по словам знаменских кумушек, у Людмилы было не меньше трех норковых шуб. Впрочем, Батенин любил всем напоминать, что он человек деревенский, не чурается грязной и простой работы. Поэтому он мог собственноручно картинно разбрасывать навоз на грядки или поручить сыновьям набрать к обеду грибов в лесу. В семье он любил говорить: