Наталия Миронина - Не разлей вода [сборник litres]

– С вас отдельно за сыр и печенье восемьсот рублей. Покупки я положила в тележку вашей домработницы.

Наступила немая сцена. Катя, не успевшая отъехать от кассы, вспыхнула, Анжела тряхнула головой, качнула бедрами и с притворно недовольным видом оглянулась. Хвост очереди все слышал и теперь с интересом наблюдал за невзрачной, неопределенного возраста женщиной и эффектной черноволосой молодой дамой. За хозяйкой и служанкой. Катя так смутилась, что не обратила внимания на то, что Анжела даже не удосужилась поправить кассиршу. Можно же было сказать: «Простите, вы ошиблись, это моя подруга» или «Мы отдельно». Она не сказала, а ее суетная душа вполне насладилась триумфом. Уже на стоянке машин при магазине они обменялись последними новостями, посудачили об общих знакомых и, еще немного постояв, отправились к своим машинам. Анжела села в яркую глазастую машинку, Катя погрузила в багажник старенького «Форда» свои припасы.

Анжела, не успев отъехать, набирала телефон подруги:

– Ты не представляешь, кого сейчас видела! Семенову Катьку, в супермаркете, она, видимо, у кого-то здесь в доме работает… Кем, кем… Служанкой, горничной, поварихой… Я не знаю, как это теперь называется. Выглядит ужасно, в обносках. Довел ее этот умник Федор…

Катя тем временем дома раскладывала продукты. Ей почему-то так было стыдно из-за реплики кассирши, что слезы наворачивались на глаза. Когда вошел Федор, она сидела с ногами в углу их роскошного антикварного дивана и рыдала.

– Это что такое? Ты что, плохо себя чувствуешь? – Федор бросился к Кате. Но вместо слов он услышал писк и всхлипывания. А еще через полчаса они сидели за столом. Перед Федором стоял хрустальный запотевший графин с серебряным горлышком (самая удачная покупка Кати на последнем антикварном аукционе), серебряная стопка, на кобальтовом блюдце аккуратно нарезанное сало, а Катя прихлебывала свой любимый молочный ликер так, словно это был не напиток крепостью тридцать градусов, а детский коктейль из мороженого.

– Ты ведь умная женщина?! Ну чего ты из-за ерунды всякой ревешь? – Федор после работы на воздухе – баню он делал тщательно, не торопясь, – раскраснелся. А выпитая водка сделала его пунцовым и решительным.

– И потом, что такого – помощник по хозяйству. Подумаешь! Мне не стыдно было по ночам извозом заниматься, когда у нас денег не было. А между прочим, у меня два высших образования. И одно из них – физико-математическое. И ничего, рулил… А твоя Анжела, прости меня, дура. Суетная дура.

Катя молчала и только пила. Ликер был сладким, тягучим, вкусным. Сейчас уже было стыдно за свои слезы. Но еще было стыдно, что она сама себя довела до «такого состояния». Под «таким состоянием» подразумевала Катя свой внешний вид. За весь этот год, который они потратили на обустройство дома и участка, она ни разу не была в парикмахерской, забыла про маникюр, нормальную, а не спортивную одежду. Катя покосилась на мужа. Тот сидел подтянутый, помолодевший на свежем воздухе, довольный собой и жизнью. Она же выглядела хуже, чем тогда, когда они занимали деньги до зарплаты. И в этом была только ее вина.

Катя проснулась от гортанных возгласов на улице. Это Федор разводил по участку рабочих. Федору мало было, что он сам целый день, обросший бородой, работает то молотком, то дрелью и с невероятным упорством доводит до ума каждую мелочь. Рабочих он привел, чтобы через их ручей они сделали мостики. Супруг вчера, чтобы отвлечь и успокоить Катю, показал ей собственный чертеж такого мостика. Мостик действительно был хорош, не хватало только леших и водяных. Катя вздохнула и посмотрела на часы. Ничего себе поспала! Было уже два часа дня. Но вставать Катя не спешила. Она потянулась под одеялом, повернулась на бок и, неотрывно глядя на голубой квадрат, стала думать дальше. От мыслей ее отвлекал только бас мужа, который раздавался из разных концов участка. Федор не мог остановиться. Его энергии могло хватить на четырех прорабов, а идей – на целое конструкторское бюро. Он искал и находил способы улучшить, модернизировать и обустроить их дом и землю. А сколько денег он уже так потратил! Катя не хотела думать об этом. Хотя бы потому, что она так и не привыкла к их богатству. Весь этот год она весьма рачительно тратила деньги. Только тогда, когда становилось ясно, что за меньшую сумму искомый предмет не купишь, она решалась на покупку. Но еще долго бродила по магазину, прежде чем подойти к кассе. Такое ее поведение просто бесило Федора. Для кого он эти деньги зарабатывал, для кого он столько сидел в лаборатории, дышал химическими миазмами?! Он так и говорил ей с укором: «Я миазмами дышал, чтобы ты себе ни в чем не отказывала, а ты копейки считаешь!» Ничего себе копейки! Прихожая, которая ей приглянулась, в неполной комплектации стоила как новая машина. Но прихожая была необыкновенная, из светлого натурального дерева, отделанная латунью и с узорными витражными стеклами. Она идеально встала в их просторный холл. Но ведь дорого! Катя вздохнула, легла на спину, закинув руки за голову. Они богаты! Они богаты! Она как заклинание произнесла это несколько раз. Но не помогло. Не помогало и то, что каждый месяц Катя забирала проценты (те, которые должны были пойти на килограммы золотых булавок). Потратить все деньги она все равно не могла. Остаток суммы складывала в большую резную коробку, стоящую на камине. Там, наверное, накопилось уже на машину. Кстати, о машинах. Надо бы купить новые. Это и ребенку понятно. Все-таки у нас встречают по одежке… И одежку купить надо… Ага, значит, вчерашняя встреча не прошла бесследно. Катя вспомнила взгляд Анжелы, такой иронично-сочувствующий, и эта тетка за кассой… Ничего стыдного, а тем более унизительного в работе горничной или повара Катя не видела. Если бы необходимо было для семьи, она, не задумываясь, пошла бы на подобную работу. И все же что-то было неприятное в самой ситуации. Наверняка подруга уже всем раззвонила об этой истории. Кате, которой всегда, по большому счету, было наплевать на мнение окружающих, вдруг стало обидно. Ну не могла же она сразу так, с ходу, похвастаться подруге о том, что у них теперь много денег. Да Анжела и ничего не спрашивала, все о себе говорила: «Я так и мотаюсь – между Жуковкой и Барвихой. Столько работы, да и знакомых тут много живет». Выглядит она хорошо. И стрижка короткая. Очень ее молодит, ну а глаза, кожа… Впрочем, у нее всегда было очень красивое лицо. Катя старалась быть объективной по отношению к подруге.

В спальню вбежал Бублик, разбрызгивая хвостом капли ледяной воды. Опять в ручье купался… Небось потом еще в песке вывалялся. Катя покосилась на смешного безродного пса. Глаза его светились радостью и преданностью. Тело, черное в рыжих подпалинах, было упитанное, лапы крепкие. Даже больная лапа, которую Катя на протяжении всей зимы лечила мазями и массажем, почти прошла.