Надя Делаланд - Рассказы пьяного просода

Когда она открыла глаза, то увидела белый ровный потолок и солнечные блики, шушукающиеся о чем-то детском. В комнате было прохладно, она поежилась и поняла, что обнажена, нашарила рукой и натянула на себя простынку. Повернула голову – у окна стоял Иосиф, он курил. За окном в сине-зеленом захлебывались чириканьем и свистом. Легкие белые занавески, выдыхаемые проточным сквозняком, были то парусами, то крыльями.

– Где мы? – шепотом спросила Лида.

Иосиф повернулся. Он был совсем молодым. Она никогда не видела его таким, но сразу узнала. Как будто монетка звякнула о дно колодца.

– Мы дома и сейчас идем гулять, – объявил он. – Но сначала… – Иосиф подошел и лег рядом, – сначала я должен кое-что сделать.

Пьяный рапсод перестал дышать и закрыл глаза. Все сидели в тишине. Внезапно он шумно вдохнул, схватился за горло и стал жестами показывать, что ему нужно выпить. Вокруг засуетились и протянули ему небольшую амфору. Он глотнул, сморщился и вернул амфору.

– А есть ли у кого-нибудь козье молоко? – спросил старик. – Или чистая вода?

Какая-то женщина подала ему сосуд. Я только сейчас заметила, что у его ног лежит выщербленный килик – или киликс, как говорила бабка Агапия, – в который уже набросали мелких монет. Я подошла к нему и положила статер с изображением Афины Паллады. Он поднял на меня туманные глаза.

– Привет, – сказал он и ссыпал всю выручку в небольшой мешочек на длинном шнуре. – Не сразу узнал тебя. Ты очень повзрослела.

– Я даже не надеялась, что узнаешь. Что – и даже помнишь мое имя?

– Ксения. Помню. Маленькая любительница историй.

– Уже не такая маленькая, – улыбнулась я. – А давай устроим симпосий на двоих? Я знаю тут одно чудесное тайное место.

Мы сели на берегу небольшой речки, я разложила у себя на коленях козий сыр и свежий ячменный хлеб.

– Ты так ушел тогда, я даже не успела попрощаться… – начала я.

– Упреки, подозрения? – чавкая и показывая пережеванное, пошутил пьяный просод.

– Нет, – засмеялась я, – просто я хочу сказать, что помнила о тебе и рада снова встретить.

– Ха! – сказал пьяный просод. – Ты даже не понимаешь, что говоришь. Мы с тобой обречены встречаться – рады мы этому или нет.

– Что ты имеешь в виду? – смутилась я.

– А то, что мы связаны с тобой. И будем встречаться еще миллион раз.

– Ну, на миллион раз нам не хватит нашей жизни, – возразила я.

– А кто говорит, что я имею в виду одну нашу жизнь?

– О, нет, я не верю в эти россказни про реинкарнацию! Бабка Агапия…

– Не сомневаюсь в мудрости твоей бабки Агапии, но хочу открыть тебе одну тайну.

– Про реинкарнацию?

– Да.

– Не надо. Лучше расскажи мне еще одну свою историю.

– Хорошо, но только после этого я открою тебе тайну. Она явилась мне сегодня утром, когда я спал под оливой.

– Ох, ладно, рассказывай историю, а там посмотрим.

Когда я, шелестя и похрустывая, сдернула с зеркала вощеную бумагу и водрузила его в ванной на место прежнего, треснувшего около месяца назад и лежащего теперь на помойке – я сразу почувствовала разительную перемену. Зеркала, конечно, все немного разные – одни слегка вытягивают отражение, другие сплющивают, одни отражают четко, другие более размыто, одни светлее – другие темнее… Но это зеркало пронзило меня какой-то особой, я бы даже сказала посмертной, ясностью. Оно как будто собирало и доносило своим отражением каждую мелочь, оно было реальней отражаемой им реальности. Глядя в это зеркало, я вдруг нашла свою потерянную, самую удобную на свете заколку для волос, на которую давно уже плюнула. В общем, вопреки примете мое старое зеркало вышло из строя, не принеся мне особых несчастий. Напротив, даже вот обрадовало совершенством зеркала, приобретенного ему взамен.

Сегодня я пришла домой почти в полночь. Был ужасный день – на работе завал, совпадения какие-то дурацкие, домой шла, завернула в магазин, не заметила стеклянную дверь и в кровь расшибла нос… Да, это было даже смешно, а в довершение всего мой давний, с тех самых, еще университетских, времен, приятель предложил мне выйти за него замуж. Полный бред, мы знакомы почти сорок лет. К чему портить дружбу двум добрым старым хрычам, не понимаю. В общем, не день, а хрен знает что. Слава Богу, он закончился! Жаль только, что при моей затворнической жизни мне даже некому было пересказать все его нелепые дикие перипетии. Да и спать хотелось невыносимо.

Умывшись (расквашенный нос заложило, и дотрагиваться до него было больно), я отняла руки от лица и почувствовала, что ослепла. На секунду. Это не успело стать мыслью, я быстро поняла, что просто эти идиоты опять отключили электричество. Целую неделю одно и то же! Или это все-таки перегорела лампочка?

Нащупывая в темноте влажной рукой ускользающую железную щеколду и открывая дверь, я подумала о том, что внезапная слепота – это такой лейтмотив моих кошмаров. Помню, мне снилось даже, что я пришла в ванную умываться, вытащила, значит, глаза и, ничтоже сумняшеся, сожрала их. Или надкусила просто, не помню, врать не буду. Но факт, что пользоваться ими по назначению стало уже затруднительно. Я пришла в ужас, осознав во сне, как меня подставила внезапно напавшая на меня прожорливость, и, не приходя в себя, проснулась. Вспоминая эту историю и уже практически раскрыв дверь, я задним числом сообразила, что зеркало немного светится.

Я закрыла дверь. Зеркало тихо светилось. Этого света было недостаточно, чтобы что-то освещать, но само оно определенно светилось. Едва заметно, утробно, внутренним светом.

Свет исходил из краев зеркала, как это бывает, когда за плотно закрытой дверью – освещенная комната, и ее свет протекает в щели. Я провела по рамке растерянным пальцем – она была неожиданно теплой и слегка дышала. Кроме того, я почувствовала робкий сквознячок, дующий отсюда туда.

Немного выждав, чтобы привыкнуть к происходящему, я прикоснулась пальцем уже к самой зеркальной поверхности – он моментально был втянут темной теплой водой зеркала, как воронкой, в которую утекает вода из ванной. Без усилия я вернула палец обратно – он оказался сухим и несколько секунд слегка светился, зараженный свечением зеркала. По всей вероятности, в зеркале не водились бешеные волки.

Я просунула в него кисть руки, руку по локоть, затем по плечо. Глупо хмурясь, я пошевелила ей и поразмахивала, чувствуя кожей тепло и движение воздуха, как если бы за зеркалом светило солнце и перебирал свежие листья весенний ветер. Немного поколебавшись, я вернула себе руку – зеркало отпустило ее с легкой неохотой. Приблизив к зеркалу лицо, я стала различать слабые звуки, а в мой страдальческий носовой резонатор чудом просочился смешанный запах каких-то цветов и ягод. Зажмурившись, я всем лицом окунулась в зеркало, пустив по коже расходящиеся круги дрожащей теплоты и упругости. В ту же секунду я задохнулась от свежего воздуха, и яркий свет сделал мои веки полупрозрачными красными витражами.