Дониэль Клейтон - Хрупкие создания

Не люблю сюрпризов.

Джиджи садится рядом со мной. Она вся на нервах, дерганая, и я думаю, заметила ли она свою медицинскую карту в Свете? Знает ли она, что это я ее туда повесила? Может, и знает, но пока молчит. Не стоило быть такой небрежной. Я заглядывала в кладовку, и никакой карточки на стене не было. Кто-то ее снял.

Рассматриваю ее грудную клетку. Интересно – у нее больное сердце, почему же это совсем незаметно? Я не очень разбираюсь в медицинских терминах, но, даже просто взглянув на ЭКГ, я поняла, что у нее серьезные проблемы. И мне даже стало жаль ее. На секунду.

– В чем дело? – спрашивает она, расправляя пучок и выпуская на волю свои дикие космы, и меня тут же накрывает запахом кокосового масла. В животе урчит.

Я пожимаю плечами. Не хочу с ней говорить. Концентрирую все внимание на мистере К.

Корейские девочки проходят мимо. Сей Джин чуть задерживается рядом со мной.

– Ох, не строй из себя недотрогу, Джун. Не игнорируй свою соседку. – Она подмигивает Джиджи так, словно они старые приятели. – Ты же знаешь, почему нас здесь собрали.

– Иди давай, Сей Джин, – отвечаю, не поднимая на нее глаз.

– Такие, как ты, только зря время теряют, – добавляет Сей Джин, опускаясь на пол недалеко от нас.

Мистер К. трижды хлопает в ладоши – он всегда так привлекает внимание.

– Отнеситесь к тому, что мы скажем, со всей серьезностью. Это очень важно. Вы – танцоры. Ваши тела – ваш наиглавнейший инструмент. Они священны, и за ними нужно следить с должным тщанием. И я должен принимать сложные решения и действовать, если вы этого не понимаете. Лиз больше не будет учиться с нами.

Все в комнате начинают оглядываться, ища ее глазами – будто мистер К. шутит. Отсюда мне видно, как Бетт зажимает рот рукой. Ну да, конечно, как будто она ничего не знала.

– Она не вернется, и мы выберем кого-нибудь на замену. Кто-то должен станцевать партию Арабского Кофе. Также мы сделаем пару перестановок и добавим в балет Арлекина, как в прошлом году. Так что не расслабляйтесь.

Комната взрывается громким шепотом. Мистер К. машет рукой, заставляя всех замолчать.

– Если вы вдруг почувствовали, что уже добились всего и забрались на самый верх, – значит, вы утратили страсть. И тогда у вас только один шаг – уйти со сцены.

Потом он указывает рукой на медсестру Конни, и та выходит вперед.

У меня прихватывает живот. Кусаю губы и впиваюсь ногтями в колготки. У меня плохое предчувствие.

– Мы также хотим сделать пару заявлений касательно здоровья перед премьерой «Щелкунчика». – Голос медсестры Конни совсем не такой глубокий и приятный, как у мистера К. Сорок балерин хмыкают и теряют к объявлению всякий интерес.

– Нам всем это известно, но давайте повторим правила. Если вы будете весить меньше положенного, то отправитесь домой. Без вопросов. Без объяснений. Таких танцоров мы здесь не потерпим, какими бы талантливыми они ни были.

Я предпочитаю прямоту мистера К. изворотливости медсестры Конни – вечно она юлит и ходит вокруг да около. Но она добилась своего. Я чувствую пустоту внутри себя. За ушами скапливается пот. Лиз уехала. И на ее месте могла быть я. На прошлой неделе я снова была слишком близка к нижней отметке. Я чувствую на себе взгляд медсестры.

– Посмотрите на мой первый постер с пирамидой еды, – продолжает она, и я не могу сдержаться – вздыхаю. Да, она смотрит на меня, но я не могу сделать вид, что мне это реально интересно. Только не снова.

Медсестра Конни и Морки обмениваются взглядами, и Конни уже в который раз рассказывает нам о важности той или иной еды. У нее в руках диаграммы: рацион для каждой отдельной мышцы, правильное соотношение веса и роста, предостережение об опасности диетических чаев. Она в красках описывает, что происходит с девочками, которые морят себя голодом: у них выпадают волосы и зубы, отказывают почки, кости теряют прочность, щеки – румянец. Последствия голодания я представляю так ярко, как последствия крушения поезда и автомобильных аварий. Я смотрю на свои руки и стараюсь не представлять ничего из вышесказанного.

Морки стоит, скрестив руки на груди, и никак не показывает, что согласна. Или не согласна. Мне всегда казалось, что они с медсестрой Конни находятся в постоянной битве за наши тела. За мое тело. И Морки всегда выигрывает. Балет слишком важен. Русским нужны идеальные танцоры, и это самое главное. Пока не переходишь черту, как Лиз. Пока сохраняешь контроль.

Я стараюсь не вслушиваться в эту дурацкую речь. А вот Джиджи внимательна. Она даже делает пометки в блокноте. Записывает! И так сосредоточенна, что высунула кончик языка. Я тут же решаю, что она не просто меня раздражает – я ее фактически ненавижу. Все те приятные моменты, которые мы делили, все то время, когда я могла практически назвать нас друзьями, – все теперь в прошлом. Каждое движение ее руки, каждое движение пальцев заставляет меня вздрагивать.

Медсестра Конни сворачивается только через полчаса. Она заглядывает в глаза каждому из нас, пока раздает брошюры. Надо мной она практически нависает.

– Прочитай это, Джун, хорошо? – шепчет она достаточно громко, чтобы все вокруг услышали. Если бы она была настоящей медсестрой, она бы не стала выставлять меня напоказ перед всеми. Есть же какая-то врачебная этика.

– Тебе нужно над собой поработать, – заканчивает она и покровительственно опускает мне на плечо руку.

Считаю до двадцати. Она ждет, как я отреагирую. Словно Конни решила, что с места не сдвинется, если я не подниму голову. Косметика плывет. Я сдаюсь и поднимаю взгляд. И медсестра проходит дальше.

Вылетаю из зала, делая вид, что не слышала вопрос Джиджи, иду ли я в комнату. Вбегаю в ближайшую студию, чтобы успокоиться. Никто не должен видеть меня в таком состоянии. Еще подумают, что мне есть дело до того, что говорит медсестра. Нужно собраться. Нужно показать им, что они обязаны дать мне роль, раз намереваются сделать пару перестановок в «Щелкунчике».

Кладу ногу на станок, делаю растяжку, вдыхаю и выдыхаю, пока боль в мышцах не исчезает. Думаю о Лиз и о цифре, которую показали ей весы. Должно быть, она была очень маленькой. И я изо всех сил стараюсь не завидовать.

Интересно, как быстро она собрала вещи? Если Лиз попробует поступить в другую балетную школу, оттуда наверняка позвонят мистеру К., и тогда ей вообще могут запретить танцевать. Такое не забывают.

Меня передергивает. Слышу смех Сей Джин и других девочек, когда они проходят мимо студии. Улавливаю часть разговора.

– Мне нужно успеть принять душ. Джейхи почти здесь. Он меня убьет, если я опоздаю. – Сей Джин говорит громко, чтобы все вокруг знали о ее планах на вечер. В этом вся она. Слышу, как другие девочки верещат от восторга. Еще бы, большие планы! А ведь даже не выходные! Это не может не восхищать. Они ходят за Сей Джин, как утята за уткой, и кричат о том, какой Джейхи офигенный, какие у него ровные зубы и как он силен, хотя вовсе не танцор. Идиотки. Раньше я завидовала Сей Джин. Думаю, она об этом догадывалась: выводила Джейхи перед всей школой как на парад. Но я-то знала, что она все делает напоказ. А еще я обладала силой, способной разбить ее идеальную жизнь на кусочки. Но я выше этого. Ведь мы когда-то были jeol chin. Лучшими друзьями.