Дониэль Клейтон - Хрупкие создания

– Я уберу, пока ты одеваешься.

– А ведь я так устала… У меня все болит, – ноет Элеанор. – Нам обязательно идти?

Но она все равно берет полотенце и идет в душ, потому что знает, что я не приму отказа.

– А вещи уже вернули из прачечной? – спрашивает Элеанор, словно это ее домохозяйка стирает, складывает и привозит наши вещи каждые три дня. – Это мое последнее полотенце.

– Ага, сегодня прислали. Твоя половина в шкафу. – Я залезаю в ярко-розовую сумку на постели. – Кстати, нашла тут…

Я вытаскиваю из сумки легкомысленные черные трусики, которым место в магазине фривольного белья.

– Это не мое. Ты что-то скрываешь, Эл?

Она раскрывает рот, хватает трусы и начинает оправдываться, выдумывая на лету миллион причин, зачем ей понадобился столь игривый предмет и чем не устроил удобный мягкий хлопок Говорит, что это мелочи. Что это подарок.

– Ты ведь встречаешься с кем-то? – щурю на нее глаза.

Она пытается сменить тему:

– Я, пожалуй, все-таки пойду спать. Ужасно устала.

– Сегодня суббота. Завтра никакого пилатеса. Так что мы идем гулять! Можешь надеть то серебряное платье.

Я достаю сверкающее платьице, которое купила летом, то самое, в которое Элеанор влюбилась, и вешаю его на створку шкафа для пущего эффекта. Она приближается к нему почти со священным трепетом и касается ткани.

Через час оно уже сидит на Элеанор как влитое, и она больше не похожа на балерину. Элеанор всегда была чем-то вроде моей персональной куклы Барби. Ее мама никогда не делилась с ней теми дамскими секретами, в которые посвящала меня моя мать, так что в этой области последнее слово всегда за мной. Когда нам было двенадцать, наша костюмерша мадам Матвиенко отвела ее в сторонку и посоветовала следить за собой получше, а то она выглядит очень неряшливо.

Она пришла ко мне в соплях и слезах, попросила о помощи, и с тех пор я всегда ее поддерживала. Сегодня Элеанор позволяет мне немного переделать ее хвостик и подвести глаза черным. Я крашу ее губы в сиреневый и накидываю на шею четыре длинных ожерелья. Под всеми этими слоями косметики, блеском и сияющими камнями она кажется настолько маленькой, что того гляди исчезнет.

Как сказала бы моя мама, это платье преподносит ее, а не она – платье.

Мое собственное платье – в цвет кожи. Слоновая кость, открытые плечи. Зеленые туфли на каблуках. Все напоказ.

Стучу в дверь Лиз и чуть надавливаю на ручку:

– Готова?

Внутри темно и пахнет потными ногами, леотардом и блевотиной. Элеанор говорит, что плохо себя чувствует, и остается в коридоре. Лиз закутана в одеяло, а не в платье, которое я велела ей надеть. Ее соседки по комнате, Фрэнки, нет на верхнем ярусе.

– Почему ты не собралась? – спрашиваю. – И как же у вас тут жутко воняет…

– Слишком холодно, – отвечает Лиз, глядя на меня пустыми глазами, закутывается плотнее и щелкает выключателем обогревателя.

– Ты заболела?

У меня нет желания разбираться с ее проблемами. Вся эта внезапная потеря веса… Хотя не такая уж внезапная, если подумать. Но я не хочу об этом думать. Абсолютно. А она меня этим замучила. Посылала мне сообщения каждый раз, когда добивалась своих крошечных целей.

– Да, – отвечает Лиз. – Я ужасно устала.

Я обещаю принести ей чая.

– Оставайся в кровати, хорошо? И выспись хорошенько.

Мы приносим Лиз чай и выходим из здания – длинным путем, вниз на лифте через подвал. О Лиз мы не говорим. У меня и так проблем хватает.

– Надо было сразу выйти на улицу, – жалуется Элеанор. Наверняка уже устала от моих дорогущих и высоченных каблуков. Она тянет подол платья за пятьсот баксов и продолжает: – Мы каждый раз сюда спускаемся.

– Но это ведь самое интересное. И мне это нужно, ладно?

Студенческая комната отдыха полна людей: кто-то смотрит телевизор, Анри и еще несколько парней играют в бильярд, другие – в аэрохоккей. Алек сидит в углу с гитарой.

Меня замечает Уилл и тут же шумно вздыхает, на что Алек вскидывает голову. Посылаю Уиллу воздушный поцелуй. Раньше он всегда ходил со мной. Раньше нас вообще было пятеро: Алек, Лиз, Уилл, Эл и я. Наша маленькая стая. Друзья не разлей вода.

Сейчас я даже видеть Уилла рядом с собой не хочу. Он хмурится и выглядит так же, как в самый первый день, когда мы только встретились. Новенький парень, рыдающий у входа в класс после того, как мистер К. поймал его в пуантах. Я тогда его утешила. Ощущение, что все это было в какой-то параллельной реальности.

Специально задеваю кий Анри, когда прохожу мимо.

– Пардон. – Он извиняется.

Анри стоит так близко, что я чувствую запах шоколада, который он недавно ел.

– С дороги, – говорю. – Мешаешься.

– Нет. – Он обводит меня глазами с головы до пят. – Это ты мешаешься – я не промазал.

Элеанор тянет меня за руку:

– Пойдем уже отсюда!

Я оглядываюсь на нее и замечаю, что Алек на нас смотрит. Его рука замерла на струнах. Отлично. Значит, ему не все равно.

Толкаю Анри в грудь:

– Я что, должна тут всю ночь стоять?

Решаю немного пофлиртовать, улыбаюсь. Это все так забавно.

– А что, это так плохо? – Мне кажется или он кокетничает? – Или позовешь меня с собой? Так ведь вы и поступаете, да?

Анри стряхивает мою руку со своей груди и чуть сжимает ее, но я вырываюсь. Поднимаю голову и собираюсь пройти мимо. Он – ничто. И никто. А вот то, что он танцует со мной, прибавит ему важности в нашей школе.

– Да ты ничего не знаешь ни обо мне, ни об этом месте, – говорю громко, чтобы все услышали.

– Я уже видел таких, как ты. В Парижской опере таких полно, – отвечает Анри. – Ты не особенная. И я знаю о тебе все.

Он склоняется к моему уху, и я вспыхиваю. Смотрю на него с выражением «Ничего ты не знаешь». Надеюсь, что лицо меня не выдаст. Ведь на самом деле я знаю, что он имеет в виду.

Алек проходит мимо нас, даже не остановившись, не спросив, в порядке ли я. Буравлю взглядом его спину. Почему он не остановился? Даже Элеанор от меня отодвинулась, оставила один на один с этим французишкой.

– Мне многое известно, Бетт Эбни. Такого, чему бы ты не обрадовалась. И я намерен доказать это. Показать всем твое истинное лицо. – Его пальцы скользят по моей ключице.

– Не трогай меня!

Он что, правда что-то знает? Я не могу пошевелиться. Анри смеется:

– Твои секреты в безопасности. Хотя… может, не навсегда.

Элеанор отходит. Наконец-то. Она хватает меня за руку и тянет прочь, подальше от Анри. Я точно в забытьи и позволяю ей меня тащить до выхода из школы. Даже пальто не надеваю, перед тем как выйти на холодный ноябрьский воздух.

– Что случилось? – спрашивает Элеанор, но я никак на нее не реагирую. Все мысли заняты обвинениями Анри. И еще Кэсси. Как о ней теперь не думать…

Я опускаюсь на ступени – ноги совсем не держат. Мы вместе завязли во всей этой фигне. Я подумала тогда, что подружиться с Кэсси – гениальная идея. В конце концов, она кузина Алека из Королевской балетной школы, приехала завоевывать Нью-Йорк – так она всегда говорила с этим своим смешным британским акцентом. Думала, что это звучит мило. Она была всего лишь очередной новенькой, от которой избавиться – раз плюнуть. Но ко всему прочему Кэсси божественно танцевала, и было ужасно тяжело смотреть на то, как она крадет мои роли. А они были моими по праву, ведь я тренировалась с пяти лет.