Элена Ферранте - Незнакомая дочь

Она уже приняла решение не приходить, промелькнуло у меня в голове. Я собрала сумку, чтобы ехать на море, но раздумала. Мне не хотелось видеть Джино, портилось настроение при мысли о скверных и жестоких мальчишках-неаполитанцах. Я приняла душ, надела бикини и расположилась на солнышке на террасе.

День тянулся медленно: душ, солнце, фрукты, работа. Я нет-нет да и вспоминала о Нине, посматривала на часы. Пригласив ее зайти, я значительно все усложнила. Поначалу она, видимо, рассчитывала, что я отдам Джино ключи, обговорив с ним время их прихода в мою квартиру – в какой день, в какие часы. Но как только я заявила, что хочу поговорить с ней лично, она начала колебаться. Я сообразила, что ей было неловко обращаться ко мне с просьбой стать ее сообщницей.

Однако в пять часов, когда я еще загорала, лежа в купальнике и с мокрыми волосами, зазвонил домофон. Это была она. Я открыла и подождала на пороге, пока она поднимется. Она появилась передо мной в своей новой шляпе, с трудом переводя дух. Я пригласила ее войти, сказала, что была на террасе, и попросила обождать минутку: мне нужно одеться. Она энергично замотала головой. Она оставила Элену с Розарией под предлогом, что ей нужно купить в аптеке детские капли от насморка. У дочки заложен нос, она безвылазно сидела в воде и простудилась. Я почувствовала, что Нина сильно возбуждена.

– Все же присядь на секунду.

Она вытащила булавку, сняла шляпу, положила их на столик в гостиной, и, глядя на черный янтарь и длинную блестящую иглу, я решила, что она надела шляпу специально для того, чтобы показать, что она носит мой подарок.

– Здесь красиво.

– Тебе дать ключи?

– Если ты не против.

Мы сели на диван. Я сказала, что удивлена, мягко напомнила ей, как она утверждала, будто счастлива с мужем и что Джино – это просто игра. Она смутилась, но не отрицала. Я улыбнулась.

– И что же?

– Не могу больше терпеть.

Я поймала ее взгляд, она его не отвела, и я согласилась. Вытащила из сумки ключи, положила их рядом с булавкой и шляпой.

Она смотрела на ключи, но лицо ее не выражало радости. Она проговорила:

– Что ты обо мне думаешь?

Я невольно произнесла тем же тоном, каким говорила со своими студентками:

– Думаю, что этот путь приведет тебя к поражению. Нина, тебе нужно вернуться к учебе, получить диплом и найти работу.

Она досадливо поморщилась:

– Я ничего не знаю и ничего не стою. Я забеременела, родила дочь, но даже не знаю, что у меня внутри. Единственное, что я знаю точно, – это что хочу сбежать.

Я вздохнула.

– Делай то, что можешь сделать.

– Ты мне поможешь?

– Уже помогаю.

– Где ты живешь?

– Во Флоренции.

Она, как обычно, нервно усмехнулась.

– Заеду повидаться.

– Я дам тебе адрес.

Она потянулась было за ключами, но я встала и произнесла:

– Погоди, у меня есть еще кое-что для тебя.

Она посмотрела на меня с недоверчивой улыбкой, наверное подумала, что сейчас получит новый подарок. Я пошла в спальню, взяла Нани. Когда вернулась, она поигрывала ключами, и на губах ее застыла легкая улыбка. Она подняла глаза и перестала улыбаться. Сдавленно выдохнула:

– ТЫ ее взяла.

Я кивнула, она вскочила, бросила ключи на стол, как будто они ее обожгли, и прошептала:

– Почему?

– Не знаю.

Она неожиданно прокричала:

– Читаешь, пишешь что-то целыми днями – и не знаешь?

– Нет.

Она недоверчиво тряхнула головой и снова заговорила негромко:

– Она все время была у тебя. Ты ее держала у себя, а я не знала, что мне делать. Моя дочка плакала, я чуть с ума не сошла, а ты молчала, только смотрела на нас и палец о палец не ударила, чтобы помочь.

Я сказала:

– Я мать-извращенка.

Она кивнула, воскликнула “Да, ты мать-извращенка!”, грубо и жадно выхватила у меня из рук куклу и пробурчала себе под нос на диалекте, что ей пора идти, потом выкрикнула то же самое на литературном итальянском, добавила, что не хочет меня больше видеть, ничего ей от меня не надо, и кинулась к двери.

Я решила сделать широкий жест.

– Возьми ключи, Нина, сегодня вечером я уезжаю, квартира простоит пустая до конца августа, – сказала я, отвернулась к стеклянной двери, будучи не в силах видеть ее такой озверевшей от гнева, и пробормотала: – Мне очень жаль.

Я не услышала стука двери. На секунду подумала, что Нина все же решила взять ключи, а потом услышала, как она шипит у меня за спиной оскорбления на диалекте – такие же страшные, какие произносили порой моя бабушка, моя мать. Я повернулась было к ней, но почувствовала резкую боль в левом боку, острую, как ожог. Опустила глаза и увидела кончик булавки, торчащий из кожи над самым животом, чуть ниже ребер. Кончик булавки показался лишь на долю секунды, пока звучал голос Нины, пока я чувствовала на себе ее горячее дыхание, и сразу же исчез. Женщина швырнула на пол булавку и, не взяв ни шляпы, ни ключей, выскочила из квартиры с куклой в руках и захлопнула за собой дверь.

Я оперлась рукой о стеклянную дверь, посмотрела на свой бок, на маленькую застывшую капельку крови на коже. Почувствовала легкий холодок, и мне стало страшно. Я ожидала, что со мной что-то случится, но ничего не происходило. Капля потемнела, свернулась, и ощущение прошившей меня раскаленной нити, причинившей резкую боль, пропало.

Я осторожно села на диван. Наверное, булавка пронзила мой бок, не причинив вреда, как сабля пронзает тело аскета-суфия. Я посмотрела на шляпу на столе, потом на кровавую корочку на коже. Стемнело, я встала и включила свет. Начала складывать вещи, но двигалась медленно, как тяжелобольная. Когда чемоданы были собраны, я оделась, обулась, причесалась. В этот момент зазвонил мобильный телефон. Я увидела имя Марты, испытала невероятную радость, ответила. Они с Бьянкой в унисон заорали мне в ухо с утрированным неаполитанским акцентом, как будто заранее отрепетировав текст:

– Мама, что происходит? Ты почему не звонишь?

Могла бы хоть дать знать, жива ты или нет? Я растроганно пробормотала:

– Я умерла, но мне хорошо.

Семифредо – итальянский десерт из мороженого с орехами, шоколадом, фруктами или ягодами, обычно в форме торта, круглого или прямоугольного.

“Оливия” (1949) – роман-исповедь Дороти Стрейчи (1865–1960).

Делая серпантин (исп.).

Страта социальная (от лат. stratum — «слой, пласт») — элемент социальной структуры (социальный слой или группа), объединённый неким общим общественным признаком (имущественным, профессиональным или иным).

Страты конструируются на основании многомерной классификации и часто организуются в иерархический порядок.

Критерии конструирования страт зависят от целей исследования и от того, что считается важным в данном определённом исследовании и данной определённой модели. Это может быть один признак: пол, возраст, уровень дохода, уровень образования, область интересов, место проживания и тому подобное, или сочетание нескольких признаков (характеристик).