Эмилия Дворянова - Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

ну а я — остаюсь? — спросила себя и вспомнила: я остаюсь.

Анастасия повернулась лицом к стене и свернулась клубочком, ее одеяло снова превратилось в утробу,

когда я проснусь, скажу, что остаюсь, об этом всё же нужно сообщить…

до чего же хорошо, когда тепло, до чего же хорошо, когда тебе снятся сны…

В общем-то, больше она не уснула. Просто лежала, свернувшись клубком под своим одеялом, пустая, со светящимися точками под веками, ее словно всосало в собственный круг, сферу, «О», в котором круг начинает сворачиваться.

… но сколь ровной, уравновешенной ни была форма этого всасывающего «О», оно выдает известное удивление и вопрос, в круге есть невидимые точки отталкивания и выталкивания, чтобы «О» округлилось сильнее — впрочем, кто они, эти оставшиеся ? кто? кто снова соберется в столовой, ведь голод беспрекословен, и они неизбежно станут искать то, что нужно им более всего, чтобы сама их жизнь состоялась? кто все-таки остался? Спросила себя Анастасия, и этот вопрос неожиданно заставил ее испугаться — она осознала нарастающий топот ног в коридоре, стук чемоданов на колесиках по лестницам, голоса людей, пробивающиеся в обрывках слов, и она, уже окончательно проснувшись, стала прислушиваться, пытаясь установить, кто же в этот ранний час… кто согласился, и вот сейчас они опадают, как листья осенью… она напрягла слух, даже села в постели, но ничего не смогла разобрать. Голоса были какие-то чужие, они гулко отдавались в ушной раковине, а потом распадались, превращаясь в несвязный шум, так ничего и не поняв, она встала, завернулась в халат и подошла к окну. Попробовала его открыть, но по коже пробежал ледяной озноб, она увидала плотные дождевые облака, нависшие над морем, и только прилипла носом к стеклу, как снова и внезапно испортилась погода, и рассвет словно еще спит. Она стала смотреть на лестницу слева от колоннады, под этим углом были видны последние ступеньки под аркой центрального входа, и стала ждать. И вот появились первые, в куртках, некоторые даже с капюшонами на головах из-за дождя, они спускались вниз и тащили за собой свой багаж, а потом заворачивали за угол и сразу растворялись, она бы не смогла их узнать в этом последовательном исходе, не смогла и пересчитать. Пока они шли, стекло от ее дыхания запотело, став совсем мутным, на его поверхности возникли какие-то расплывчатые фигуры, мелкие капельки стекали сверху, размывая их… неожиданно увидела себя — маленькая, в коротком платьице и туфельках, она стоит у подоконника и ждет, чтобы кто-нибудь вернулся домой, и своим дыханием рисует картинки на мутном стекле, пальцем придавая им форму, благодаря им мир приобретал формы, успокаивающие ее одиночество… значит, идет дождь, раз есть капли, а влага от земли поднимается в виде тумана, и образ из прошлого исчез, а она снова сосредоточила свой взгляд на лестнице, розовый дождевик, темно-синяя куртка, пепел от розы или роза из пепла… цвета перетекали в испарину окна, как похожи все силуэты, в их очертаниях любой цвет становится серым, и вдруг она забыла об отъезжающих. Подняла руку, чтобы протереть стекло… а где моя повязка? она почувствовала себя голой, неужели такое возможно — забыть самое главное… ведь… да… прошедший день сконцентрировался в образе отсутствующего пальца, им нельзя писать, но остальные-то двигаются, сгибаются, разжимаются, и Анастасия указательным пальцем очертила круг на помутневшем от дыхания стекле, значит, она это сделала, что сделала? Она протерла круг изнутри и заглянула в него — через этот кружочек увидела, как последняя группа растаяла за углом, но так никого и не смогла узнать, всё окончательно стихло. Бесстрастно она наблюдала за каплями, текущими по стеклу, потом вдали послышался рев автобуса и свист его шин, ей показалось даже, что она слышит, как выскакивают из-под его колес камешки, падая обратно на щебенчатую дорогу… или это из воспоминаний… Мы осиротели , сказала она вслух, но никакое это не сиротство, единственно «О», нарисованное на стекле, вызывало этот округленный звук. О, О-сир-О-тели, никакое это не сиротство, сироты — те, кто уехал. Снова подышала на стекло и попыталась написать там что-нибудь на влажном пятне от своего дыхания, но поместилось лишь одно слово, дыхнула снова, но, пока писала второе, первое растаяло на стекле. И тогда, решившись, она подошла к письменному столу, достала с полки большую тетрадь с пустыми белыми листами и открыла ее. Ее взгляд пробежал по отдельным словам, написанным на первой странице в тот день, когда она только приехала, смогла разобрать лишь некоторые из них… попытка писать левой рукой… это как начать ходить… какая бережливость… слова вытесняют реальность, на второй были имена… Ханна, Ханна-Анна… снять повязку… ну вот, я сняла. И что? С третьей страницы, последней из исписанных, На нее смотрело множество «О»,

О-О-О-О, после каждого из них — провал, изумление, боль, погружение, радость, горе, страдание, распятие, любовь, душа, отсутствие…

Отсутствие, о Отсутствие?..

Господи, до чего же я была глупая…

Левой рукой она взяла карандаш и осторожно приладила его между трех пальцев правой руки, он показался ей чем-то совершенно чужим, незнакомым, вчера я совершила большую глупость, что-то совсем непозволительное , подумала она, но грифель уже уткнулся в белую страницу, его кончик отпечатался в виде черной точки, а Анастасия ощутила напряжение, словно в этот миг решалось всё и нужно было преодолеть чье-то яростное сопротивление, хотя бы это сказать… и одним духом, одним движением руки написала несколько слов…

просто ты остаешься ждать — без ничего, без алиби,

написала и остановилась, это вытекло само из ее пальцев, без малейшего усилия — как секрет, этот секрет соткался в тонкую нить, а нить перешла в кривые линии, овалы, крюки,

… в тумане и дыму всё само приходит в порядок,

возник в ее голове какой-то стих, но она не вспомнила, откуда он,

а нить проползла вверх по халату, шмыгнула в ложбинку груди, разделилась на две, и каждая пошла своим путем, одна — к голове, где смешалась с волосами и обмоталась вокруг ушей, другая поползла по животу и вытекла между бедер… Анастасия невольно вздрогнула от этого такого приятного зуда, отозвавшегося во всех точках ее тела,

ну вот, ведь было сказано… слова — секрет, с его помощью я могу сплести траву, прорастающую сквозь каменную плиту и через глазные яблоки небесных сфер, нимфу, надувающую щеки и трубящую в витой рог, лиру, натянувшую струны… это останется нашей тайной, доктор, как две чашки чая тихим утром, тимьян и липа, ломтики лимона и еще что-то от нервов. А что происходит с моими нервами?