Ясмина Михайлович - Завтрак у «Цитураса»

Я закрыла каталог Цитураса. Нас пригласили пройти на посадку. На летном поле стоял маленький двухмоторный самолет с пропеллерами. Мне стало страшно. До сих пор я на таких не летала. Мой страх высоты достиг крайнего предела.

Самолет издавал оглушающий шум, так что звуки голосов расслаивались и дрожали. Я молила Бога, чтобы мы как можно скорее снова оказались на твердой земле, избавились от этого ужаса, от неестественного состояния, в котором находится человек, когда он передвигается по воздуху. На протяжении полета до меня доносились отрывки того, о чем разговаривали Зозо и М. Госпожа Лидорики то на карте, то через левые и правые окна показывала острова архипелага Киклады, над которыми мы пролетали. Она говорила о том, что эти острова, лежащие на юго-востоке от Афин, совершенно непохожи на другие и в географическом, и в геологическом смысле:

— Все эти острова… — она не могла вспомнить нужное слово по-английски, они, как та пьеса Ионеско про певицу…

— Лысые, — подсказал М.

— Да, лысые. Все они, словно части одного и того же очень большого острова. А вот видите здесь, — и она показала на карту Киклад, — это Тира, Санторин.

Остров был похож на зеркально отраженную букву «С», на слишком загнутый серп, на прорванный круг, в самом центре которого виднелась дрожащая точка крохотный осколок суши. Островок в острове.

Наконец-то мы пошли на посадку. Вид за окном действительно не вдохновлял. Какая-то желтоватая пустошь. Самолет коснулся посадочной полосы, и я облегченно вздохнула. Спустившись на землю, я сделала нечто мне совершенно не свойственное, чего никогда не делаю. Это был весьма патетический жест. Я наклонилась и рукой дотронулась до земли. Мне-то это показалось совершенно естественным, ведь я так страстно жаждала попасть сюда. Но М. подумал, что я споткнулась, что я могу упасть, и заботливо подхватил меня под руку. Таким образом, мы вместе прикоснулись к земле — к Тире. Он сделал это через мое прикосновение.

Перед зданием аэропорта нас ждал молодой человек, который должен был везти нас на машине. Мы поздоровались с ним по-гречески, а он ответил на сербском. Оказалось, что зовут его Зоран, что в настоящее время он работает на Санторине, хотя вообще-то уже два года живет в Афинах, где изучает старинную греческую музыку и пишет работу по сравнительному анализу этой музыки с древней сербской и византийской. Он тут же засыпал нас информацией об острове. На наш вопрос о происхождении нового, итальянского имени — Санторин, он объяснил, что Киклады почти два века были под властью Венеции.

— Имя Санторин происходит от святой Ирины. На острове и сейчас живет много католиков и есть их церкви…

Преодолевая подъем к Фири, главному городу острова, — на машине, пока еще было возможно, потому что дальше нам предстояло взбираться по ступенькам и тропинкам или пользоваться канатной дорогой и ослами, — Зоран сказал:

— Город прекрасный, но только в нем почти все новое. Знаете, последнее извержение вулкана здесь было сорок лет назад, тогда же произошло и землетрясение, которое почти все разрушило.

Так мы узнали самую главную информацию об острове — на нем находится живой, действующий вулкан.

На перевале горной гряды, которая отделяет «вулканическую» часть острова, куда мы направлялись, от безличной равнины, с которой мы поднимались наверх, нас ждал еще один молодой человек. Одет он был небрежно, но костюм на нем был дорогим, а темные очки «Ray Ban» отражали нас и скрывали его. Зозо Лидорики представила нам директора комплекса «Цитурас», а он на ломаном сербском языке сказал, что одно время изучал в Белграде теологию, но потом бросил, а теперь вот будет заботиться о нас здесь и зовут его Натанаил.

— Прекрасно, — сказал М., и как раз тут перед нами открылся совсем другой пейзаж, другая сторона острова с морем и совершенно иным небом. — У меня с собой греческое издание «Пейзажа, нарисованного чаем», я его подпишу и подарю вам. Там есть один герой, ваш тезка, его тоже зовут Натанаил, хотя у него есть еще и другое имя. Не знаю, правда, как вам это понравится, но что же делать…

Услышав шутку М., я похолодела, потому что это другое имя было Сатанаил.

Тут наконец мы прибыли. На место. Высота, с которой простирался вид на открытое море, была почти горной. На одной из церквей часы били полдень. Перед нами лежала какая-то непрозрачная, опасная красота странного, почти черного моря и широкого, необычно наклоненного неба. Запах и вкус воздуха, повисшая в нем тишина были удивительными и почти неестественными.

В центре открывшегося перед нами полукруга воды находилось еще два островка — большой и маленький. Нам сказали, что больший — это вулкан, а точнее, оба они — дочери вулкана. Больший островок, называвшийся Неа-Камени, с той высоты, откуда мы на него смотрели, выглядел довольно безобидно — почти плоский кусочек земли. Мне он показался заросшим какой-то черной низкой влажной растительностью, похожей на темный плющ. Я всегда представляла себе вулкан как демонически огромную крутую гору с большим кратером. Отвечая на мой вопрос, где же кратер, Натанаил неопределенно указал на черное пятно в центре. Выглядело это довольно неубедительно, и мне здесь почудилось какое-то несоответствие. Словно показывают на север и говорят, что там юг.

Мы вошли во двор «Цитурас коллекции», как официально называется этот на первый взгляд миниатюрный отель, состоящий из расположенных на разных уровнях домов с удивительным образом разворачивающимися лестницами, напоминающими лестницы Гауди, с разбросанными в самых неожиданных местах террасами и полудвориками, с куполами, возвышающимися над верандами, с закругленными каменными оградами, защищающими от падения в пропасть, с огромной, в человеческий рост, мраморной вазой и солнечными часами над входом в «Дом ветров» и «Дом портретов». Все было нереально белым, с нереально синим небом наверху и нереально черными мощными скалами вокруг и в глубине под нами. В этом «Цитурас пространстве» было нарушено общее равновесие, так же, как оно было нарушено и на всем острове. На самой большой и самой высокой террасе за низким ограждением на белом мраморном постаменте, повернутый профилем к морю, стоял бронзовый бюст Марии Каллас. Он казался удачным изображением самой вечности.

Перед входом в наши апартаменты, на центральной террасе, под огромным солнечным зонтом стояла выкрашенная в белый цвет плетеная мебель, и здесь нам в знак гостеприимства был подан кофе, соки и крошечные пирожные. Здесь гостям «Дома ветров» обычно подают завтрак с видом на вулкан. Все предметы были из «Цитурас коллекции» — мягко блестевшие серебряные кувшины и блюда с выгравированными на них венками, большие фарфоровые белые чашки и молочного цвета пепельницы тоже с изображением венков, только зеленого цвета… Дул на удивление прохладный, даже немного неприятный ветер. Из «Дома портретов» доносилась какая-то странная музыка, создававшая соответствующий всему этому странному острову фон. Музыка была выбрана Натанаилом. На горизонте над правой изогнутой оконечностью суши неподвижно висел клочок облака или тумана. Висел неестественно низко над местом, где отвесный берег снижается и спускается в воду. Что-то было не так в этом облаке. И мне никак не удавалось задать вопрос, откуда оно там взялось, потому что Натанаил безостановочно расхваливал окрестности: