Тоомас Винт - История со счастливым концом

Может, здесь побывал Пеэтсон в поисках своих денег? — подумала Леа и почему-то именно сейчас с особенной ясностью вспомнила, как юный Пеэтсон с силой втиснулся в нее и беспечно посеял семя своего ребенка. Эту историю она пыталась забыть долгие годы. Бывали периоды, когда ей казалось, что все кануло в забвение, но в один прекрасный день она вспоминала снова.

Интересно, юный Пеэтсон — это тот самый человек, что принес ей вчера на хранение деньги? — спросила сама себя Леа. А может, вчера было вовсе сегодня? — испуганно подумала она и тут уже перетрусила всерьез. Ей показалось, что теперь в ее голове все неумолимо и со страшной скоростью перемешается еще больше. И настанет окончательный сумбур.

Кажется, я уже не настолько молода, чтобы быть чьей-нибудь одноклассницей, заключила она.

Раскрытая книга валялась лицом вниз. Ее жестоко выдрали из обложки, и с помятыми страницами, сгорбившись, она лежала среди стеблей вереска. Видно, искали в ней деньги, подумала Леа, разглаживая страницы. Потом она поудобнее устроилась на сиденье. Леа была у себя дома и могла немного почитать. Когда устанет, позволит себе чуток прикорнуть. После чего надо будет приготовить ужин. Сегодня можно бы сварить суп. Вечером, когда вновь вернутся силы, она сможет отнести Пеэтсону деньги.

Наверняка он живет в тех же хоромах, что и прежде, подумала Леа. Не знаю, и как только он обойдется до вечера без своих денег?

Эту книгу, за которую она сейчас взялась, Леа недавно подобрала возле мусорных контейнеров близлежащего многоквартирного дома, где прямо на асфальт была свалена громадная куча книг. Роскошная красно-коричневая кожаная обложка сразу бросилась в глаза Леа, и она подумала, что грешно было бы оставить на земле такую красоту. Особенный интерес возбудило и то, что книга была на финском языке. Во времена ее жизни в Финляндии у них в доме не было ни одной книжки. Муж говорил, что покупать книги — это бессмысленная трата денег. За телевизор так или иначе надо платить, а из него все можно узнать. В доме своего мужа Леа воспитывала троих детей, готовила, убирала и никакого права голоса не имела.

И сегодня она помнила завистливые взгляды подруг, когда после бесконечных мытарств, наконец-то, она с мужем отбывала на судне. Вот это житуха тебя ждет! Нам о такой мечтать и мечтать! — ахали девушки.

Когда спустя лет десять она приехала в Таллинн и встретилась с подругами, они сразу пристали с расспросами — в каких уголках мира она за эти годы побывала? Леа призналась, что пару раз была в Оулу, а в прошлом году они ездили в Турку. И тут, увидев их вытянувшиеся лица, она вдруг поняла, какой неправильной жизнью живет. Выходило, что девушки, оставшиеся за железным занавесом, объездили Испанию, Францию и Индию, о чем радостно и безумолку в тот раз и щебетали. Она пыталась объяснить им, что в Финляндии ужасная дороговизна, и у простых финнов на путешествия нет денег, да и времени тоже, но подруги не понимали или упорно не хотели понимать этого.

Чего они ноют, чего бы им не жить? — подумала она тогда, охваченная неожиданным ревнивым порывом.

Леа раскрыла книгу и начала читать: Nyt kelpaa kylpyyn; puhdas amme vettä täynnä, viilea emali, lempeä lauha virta. Tämä on minun ruumiini.

Hän näki jo kalpean ruumiinsa kylvyssä pitkällään, alasti, lämpimän, kohdussa, tuoksuvalla sulavalla saippualla öliytty, pehmeasti valeltu. Hän näki kuinka vesi lirlirlorisi hänen vartalonsa ja raajojensa yli ja kannati niita, nosti niita kevyesti ylospäin, sitruunankeltaisia: hänen napana, lihan umppu; ja näki kuinka hänen pensaansa mustat kiharaiset karvat virtailivat, virran tukka tuhansein lasten velton isän ympäri virtaileva, kaihoisa virtaileva kukka…

Очень красивое место в книге. Vesi lirlirlorisi… Леа посмотрела на свои руки, но эти корявые, потрескавшиеся, словно впитавшие в себя грязь руки уж точно не могли быть ее руками. Что-то окончательно и бесповоротно перемешалось. Все было не так, как должно быть. Vesi lirlirlorisi. Она прикрыла глаза и увидела воду. Почувствовала запах воды. Ощутила кожей ее ласку.

Когда Леа вновь открыла глаза, она сидела в изъеденной ржавчиной кабине машины на рваном сиденье и читала книгу, в которой ровно ничего не понимала. И дело не в языке, десятки лет, прожитые в Финляндии, привели к тому, что она и думала уже по-фински, но с этой книгой происходило что-то необъяснимое. Леа читала слова и предложения и вроде бы понимала их смысл — к примеру, по тексту ясно, что кто-то принимает ванну, но при этом она улавливала, что речь вовсе не о мытье тела. Слова и фразы все время словно бы работали на какой-то иной смысл, и в конечном итоге она ровным счетом ничего не понимала.

Постепенно до Леа дошло, что эта книга от начала и до конца вовсе не для чтения, как другие книги. Здесь под обложкой собраны воспоминания о жизни множества людей, один эпизод отсюда, другой оттуда, а в конце все многоцветные осколки памяти сметены на пол в одну кучу.

И Леа читала: Kot. Kot. Kotkoo. Kluk Kluk Kluk. Musta Liz on meidan kana. Se munii meille munia. Kun se munii muniaan laulelee se riemuissan. Kotkoo. Kluk Kluk Kluk. Sitten tulee kiltti setä Leo. Hän panee kätensä mustan Lizin alle ja ottaa Lizin tuoreen munan. Kot kot kot kot Kotkoo. Kluk Kluk Kluk.

— No joka tapauksessa, sano loe. — Field ja Nannetti lähtevät täna iltana Lontooseen esittämään asjasta kyselyn alahuoneessa.

— Oletko varma, sanoo Bloom, — että neuvosmies lähtee? Minun sattumalta piti tavata hänet…

И Леа читала: Kuten esimerkiksi?

Ineksistenssistä eksistenssiin hän tuli monien joukkoon ja yhtenä otettiin vastaan: eksistenssinä eksistenssin kanssa hän oli kenen tahansa kanssa miin kuin ken tahansa kenen tahansa kanssa: kun hän eksistenssistä epäekststenssiin olisi mennyt, hänet kaikki tajuaisivat ei-miksikään…

Я чья-то одноклассница, подумала Леа.

Она закрыла книгу, огляделась и не сразу поняла, что за жуткая приключилась история, если она сидит сейчас в кабине какой-то ржавой развалюхи. И тут пришло мучительное прозрение. Сердце Леа сжалось от боли, когда ее прошлое стало разматываться и дошло до того дня, когда ей сообщили, что из-за большого срока беременности об аборте не может быть и речи.

Я должна отыскать свою дочурку, впав внезапно в паническое состояние, подумала Леа, и мысль эта начала метаться в голове, натыкаться на другие мысли, отрывать их друг от друга, раскидывать по сторонам, и в конечном счете все опять смешалось — и возник полный сумбур.

Ну почему сумбур? — подумала Леа и вспомнила, что ей надо немедленно найти свою дочурку. Наконец, она отыскала пластиковый пакет, в котором лежал завернутый в пленку журнал с цветными иллюстрациями. Это хроника жизни, растроганно подумала Леа. На многих снимках она смогла разглядеть жилье Трийн. Было видно, что ее Трийнуке ни в чем не испытывает нужды. Нашла своего принца из сказки, думала Леа.

С непередаваемым выражением счастья Леа пристроила журнал в углу кабины, и они долго и пристально смотрели друг на друга. Как мама, так и дочка улыбались — одновременно и искренне. Они были счастливы. Они были довольны своей жизнью.

А потом пришел Он — и Он сказал, что ей надо делать.

Семья Пеэтсонов сидела за столом и ужинала. На серебристой скатерти красовались сервиз производства Германии с альпийскими видами и чешский хрусталь, приобретенные когда-то за бесценок в спецфондах. Старик Пеэтсон — да упокоится душа его с миром — в свое время был неслабым партийным тузом, или геноссе, как говаривали в старину. Значения слова «геноссе» точно не знал, похоже, никто, но оно казалось звучным и мистическим, вселяющим в подсознание граждан почтение, а порой и страх.