Роман Сенчин - Петербургские повести

Но это лучше, чем пуля, кровь. Лучшее из худшего… Хотя те, кто заказал его, наверняка будут посмеиваться: «Умер Колос со страху. Хитро соскочил. Стопудово чем-нибудь траванулся».

Возникнут напряги с киллером. Заказ не выполнил, а заказанный тем не менее перестал существовать. Как расплачиваться?.. Впрочем, что такое пять-семь тысяч грина для тех, кто из-за него, Колосова, потерял миллионы…

Что будет с женой? Перенесут заказ на нее? Станут выдавливать из квартиры?.. Нет, вряд ли тронут. Это раньше вдов, родителей должников обирали до последнего. Но тогда все были беднее, и пара тысяч могла стать вопросом жизни и смерти. Теперь по-другому.

Почему по-другому? Порог несовместимости с жизнью просто поднялся. Не пара тысяч, а пара лимонов.

Колосов дернулся, очнувшись от мыслей, прикрыл внутреннюю дверь, защелкнул тот замок, который можно открыть с той стороны.

Постоял… Что собирался делать? Для чего-то подошел сюда, отодвинул запор, снял цепочку. Для чего?.. Вспоминал напряженно, так, что в голове снова стало колоть, и он снова ощутил, что вот-вот там может лопнуть… И это заставило вспомнить – собирался выпить крепкого кофе, чтобы спровоцировать инсульт, инфаркт, что-нибудь подобное.

Сейчас эта мысль показалась уже смешной и пугающей: действительно с ума, что ли, сходит? Плохо, что потихоньку. Мало времени осталось. Мало.

И Колосов всем своим существом, до кончиков пальцев на ногах, понял, что мало. Не годы впереди, не дни, а часы. Считаные часы, несколько оборотов минутной стрелки по циферблату.

Быстро вошел в комнату – силы откуда-то появились, решимость. На что-то решимость.

Огляделся и заметил, что взгляд его снова тот же, что раньше – когда был уверенным в себе человеком. Мог приказывать, ставил подписи, по которым с места на место перемещались огромные суммы денег, тонны груза, менялись собственники золотой земли.

Но тогда он знал, чего хочет, чего требовать от других. А сейчас?.. Что сейчас? На что он решился? Что успеет?.. Каждый такой вопрос бил, как молоток, и снова выбивал, выбивал силы, заставлял подгибать колени, сесть, не шевелиться. И этот пот на лбу, под носом, меж лопаток. Даже сам чувствует его запах – кислый, гниловатый… Надо в душ. И побриться, одеться в костюм.

«В морге тебя переоденут», – ответил голос из любимой Колосовым кинокомедии «Кавказская пленница».

Сколько раз смеялся над этими словами, хохотал, наблюдая, как приседает от ужаса персонаж актера Этуша.

«Мне надо переодеться», – дрожащим голосом бормочет он, недавно совершивший преступление, минуту назад еще обладающий властью, уверенный в себе человек.

«В морге тебя переоденут», – отвечает мститель с ружьем в руке.

Смешная сценка.

– Смешно, – повторил вслух Колосов и усмехнулся. – Смешно-о…

Но страх… нет, не страх, а нечто сильнее страха всё нарастало, стягивало тело, не позволяло шевелиться… Так, наверно, какой-нибудь заяц, поняв, что убежать от волка невозможно, останавливается, замирает и ловит последние мгновения жизни. Сейчас налетит горячая клыкастая масса и разорвет…

Лишь одна слабая клетка разума – а может, и не разума, а наоборот – оставалась в мозгу. Она уговаривала: «Иди прими душ, хорошо побрейся…» – «Сегодня я в последний раз побрился…» – пели другие клетки. – «Хорошо побрейся, – продолжала одна. – Поешь, соберись. Еще очень много надо сделать. Много… Вставай!»

И Колосов снова встал на тяжелые, проколотые болью и ломотой ноги. Увидел у дальней стены велотренажер. Позавчера почти час крутил педали, поставив режим предельной мощности. Соскочил с сидушки вспотевшим (пот был горячий, приятный, как сок), помахал руками, поприседал и побежал в душ… А сейчас он шел туда шажочками старика. Шел и гадал, сумеет ли перешагнуть через бортик ванны, боялся поскользнуться.

Поскользнется, упадет и больше не встанет.

Стаскивал с себя липкую майку, тренировочные штаны, влажноватые, какие-то несвежие, хотя носил их всего дня два… Где-то читал или слышал, что в человеке живет несколько килограммов бактерий. И вот, наверное, чувствуя близкий конец своего обиталища, вся эта микроскопическая живность полезла из него. Спасалась.

Колосов брезгливо бросил майку, штаны, трусы в стиральную машину, сыпанул порошка, включил.

Открыл кран в ванне. Хотел по-быстрому принять душ, но передумал: лучше полежать. Это поможет… Полежать в пене, подремать, набраться сил… Набраться сил…

Пока ванна наполнялась, смотрел на себя в зеркало.

Он редко себя разглядывал. Когда брился, обращал внимание на подбородок, щеки, когда причесывался – на волосы. А сейчас видел все лицо целиком. Лицо, шею, ключицы…

Не совсем, конечно, молодой парень, но и не кирпично-образный мужичара, каких в их кругу немало… Волосы еще густые, совсем слегка поседевшие над висками.

«Жить да жить», – глумливо хохотнуло внутри, и, чтобы снова не осесть бессильно, Колосов плюхнулся в ванну.

Вода оказалась слишком горячей, обожгла, и он подскочил, постанывая, прибавил холодной. Вспомнил, что оставил мобильник в комнате, испугался: если пропустит звонок, не ответит, то там подумают, что прячется, и решат отыграться на жене и детях…

Громко, специально противным голосом матерясь, Колосов вылез из ванны, прошлепал мокрыми ногами по ламинату, вошел в комнату, взял со столика возле кресла телефон.

Возвращаясь, глянул на себя в трюмо. Мельком похвалил – все-таки до сорока лет не отрастил пуза, зада и не смотрится щуплым… И дети красивые получились. Жена Юля… Юля…

И при воспоминании о жене, о ее и теперь, в тридцать шесть, крепкой груди, гладких, мгновенно из мягких становящихся упругими бедрах, о ее уютной фигурке под легким розовым халатом Колосов почувствовал возбуждение. Крошечный, будто много дней прятавшийся член стал расти, распрямляться.

Колосов почти забежал в ванную, положил телефон на мелко дрожавшую стиралку и залез в воду. Она была теперь прохладней, приятной… Плеснул пены из пластиковой бутылки, поболтал ногой, разгоняя хлопья. А рука сама, отдельно от мозга, нашла в воде член, обняла его, стала двигаться вверх-вниз. «Как подросток», – слабо возмутился Колосов, но сразу сдался, прикрыл глаза.

И увиделась не жена, а одна давняя подруга. Аня. Из тех, на которых жениться никто не хочет, зато поделать любовь – с удовольствием… Черные волосы, черные блестящие глаза, словно подкачанные силиконом губы. Обожала, чтоб песни группы «Ноль» во время секса звучали.

С женой у них было нежно, бережно, а с этой Аней – как борьба, драка. И потом, когда они отваливались друг от друга, то по нескольку минут лежали без движения, без мыслей, почти без сознания… А потом, отдышавшись, отдохнув, снова сплетались, лезли друг на друга, и Аня шептала: «Сильнее… Давай туда… Сделай мне больно… Да, да-а…»