Лидия Сычёва - Мёд жизни [litres]

Еще пригодятся в дни скорби «читаки», поющие чужие, составленные до них псалмы, а слово, нет, оно не нужно. Представила почему-то Николая Рубцова – он бы показался здесь просто дурачком. В цене – крепкие люди, построившие детям дома (или купившие в городах квартиры), люди с трудовым (хозяйство) или зарплатным достатком (на худой конец, с достатком воровским), люди с машинами, в дорогой, с базара, праздничной одежде. Востребованы дельные мужики, и тут между ними чувствуется невыговариваемое вслух соперничество. Приветствуются и бой-бабы, умеющие и работать, и спеть-сплясать. Хорошо, когда есть в семье дети неизбалованные, растущие вроде как деревце от солнца.

Но при чем тут слово? Оно вроде бы совершенно не нужно. Другое дело – слово юриста, результат этой «болтовни» – наглядный и зримый. А слово писателя тут не нужно. Оно даже странно.

Особенно тоскливо, когда приближаешься к дому. Раньше душа была спокойно-счастлива в ожидании доброй встречи, теперь она сиротлива и как бы несправедливо обижена.

Везде мамины руки – в том, как застелены самодельными накидками кресла, и как наклеена фотография на картонку (сверху обвернута целлофаном от пыли и мух), как аккуратно вырезаны из календаря иконы Спаса и Богородицы, как зачитана Библия (больше Новый Завет, там страницы потемнее), как цветут в кувшине бело-розовые лилии – искусственные, купленные ею… Боже мой, как же одиноко стало в мире!..

Ушла вслед за своими детьми. Они были так похожи и так непохожи на неё…

Примерно за месяц до маминой смерти приснился мне сон – залетела в комнату желтенькая птичка. Потом я с тоской вспоминала сон – мы шли с кладбища после похорон, и я увидела ту же самую иволгу.

Который уж вечер разбираем с отцом наше генеалогическое древо. Неосознанно я все ищу причинно-следственную связь – смерти брата, болезни сестры, смерти – внезапной (как будто она умерла за кого-то!) мамы. Наверное, в «генетическом банке», с которым рождается человек, хранится вся (хорошая и дурная) информация о деяниях его предшественников, кровных родственников. И в зависимости от того, в каких условиях человек оказывается, включается как реакция та или иная ячейка «памяти». То есть будущее почти на 99 % предопределено прошлым. Один процент, который может стоить и 50, и 75 – созидательная, спасительная вера человека. Она приносит праведную энергию, которая готова отодвинуть в сторону любую наследственность. С этой точки зрения следование церковным правилам – выход.

Сегодня читала выдержки из евангелистов о жизни и смерти Христа, и вдруг была поражена его человеколюбием, смирением, внутренней нравственной силой. Я стала думать: если суд вершит он, то маме моей воздастся по заслугам за все земные страдания. Но когда я читаю мрачные аскетичные церковные сказания и молитвы, где фигурирует беспощадный и жестокий (как земная жизнь) Бог, вера моя начинает страдать. От чтения же Евангелия пришло спокойствие, умиротворение.

Мама моя умерла как святая. Она и была, наверное, святой ещё при жизни. Для меня, во всяком случае. Сколько в ней было доброты, сочувствующей мне! Сколько неубываемого тщательного трудолюбия! По ее способностям суждена была ей другая жизнь. Какая? То не знает никто. «Я буду молиться и работать и буду долго жить», – говорила она больной сестре, пытаясь добавить той сил и воли.

Стоит остаться наедине с собой, и накатывает тоска, отчаяние, жалость.

Пришла сегодня большая, темно-синяя туча с ливнем, били молнии, грохотал майский гром, потом длинные струи стебали землю, а я думала о её могиле на кладбище и мне почему-то стало зябко. Как она там? Где её душа? Неужто и там она будет переживать и терзаться из-за нас?

Люди совершают страшную ошибку, лишаясь труда непосредственно на земле, лишаясь возможности жить в доме, построенном своими руками, иметь какие-то сараи, кухни, огороды… Эта простая жизнь одна имеет право на существование: «работать в поте лица своего», есть хлеб (картошку, овощи), выращенный собственными руками. Громадная ошибка: потерять зов земли – значит, потерять родину.

Звонила Ирина С., выражала сочувствие, рассказывала о своей маме (у неё тоже инсульт), потом хвалила мою книгу. А я думаю, что никому это не нужно. Ну, разве что маме моей нужно было. И то она всегда сочувствовала моей работе.

Неужто высокое искусство (если оно не приносит денег) действительно никому не нужно? Музыканты хорошо живут, художники-дизайнеры. А что слово?!

Может, действительно в писательстве важен не помысел, не душа художника (в чем я была убеждена прежде), а способность видеть деталь, кудряво записать мыслительную игру, сплести бойко сюжет? В общем, главное – ремесло слова, и при чём тут душа?!

Мама, мама! Разве что во сне когда увижу. Это был великий человек, большая душа! А вот наши дети уже так не будут говорить о нас. Мельчает народ.

Вдали от ТВ, газет, радио, Интернета – жизнь на земле. Насколько она нужнее и полезней душе. И разве человек, работающий на земле, думающий о ней, о своих детях, внуках, разве он глупее тех, кто рвется к власти, мчит в «мерседесе»? Нет, ничего этого здесь не нужно. Это даже смешно здесь.

Когда я отвлекаюсь (иногда намеренно) чтением книги, беседой, успокоением себя иными мыслями и не думаю о смерти мамы, потом, когда остаюсь наедине с собой, накатывается удвоенная тоска, будто я совершила проступок, грех. Хорошо только в молитве, в тишине, в бесконечной думе о ней, в ровном свечении синей лампадки (я купила) перед иконой Богоматери Иверской (покупала она). Много раз в церкви я ставила свечи перед этим образом, молясь о здоровье мамы, и вот этот ровный, мягкий свет лампады, и – отраженный, золотистый свет иконы. Душе здесь покойно. Может, в этом и есть смысл жизни – не заедать чужой век, жить своим трудом, не гнаться больше ни за чем в этом отравленном заводами, деньгами и ложью мире?!

Мир покоя создали мои родители. Громко идут на часах секунды. Громко и мерно. Листья яблонь за окном не шевелятся в пасмурном дне. Как хорошо, как покойно в этом доме! А её – нет…

Но когда я иду по двору, или даже сижу в комнате, или гремлю кастрюлями на кухне, вдруг мне кажется – она здесь, рядом, наблюдает за мной! (Соседка Таня рассказывала, что она ехала на велосипеде мимо нашего двора и слышала её голос… А ещё ей приснился её покойный отец в белом городе.) Душа нашего дома сочувствующе смотрит на меня, и говорит, сожалея: ну, что же ты?! Мамина душа – в этом сохраняемом всё ещё духе дома, который самую простую и грубую пищу делает вкусной и нужной, а деликатесы – избыточными и искусственными, душа мамы делает сон здесь желанным и глубоким, а труд – исполненным смысла и хорошей усталости.