Хелен Расселл - Привет, викинги! [Неожиданное путешествие в мир, где отсутствует Wi-Fi, гель для душа и жизнь по расписанию] [litres]

– Инге, – повторяет она.

Мы не имеем ни малейшего представления, что это значит.

– Жена Магнуса.

У Магнуса есть жена? Вот ЭТО жена Магнуса?

– Он разве не говорил про меня? – кажется, вместо того чтобы сердить, это ее слегка забавляет. – Ну да, он часто забывает … но вот я тут. Я увидела, что он забыл корзину с продуктами. Опять. Наверняка наплел вам что-то про, чтобы питаться только тем, что найдется в лесу, да?

Мы ошарашенно киваем.

– В общем, это не совсем так. Ему нравится подшучивать над новичками…

«Сволочь! – проносится у меня в голове. – Я убью его! А затем, возможно, съем».

– Ладно, в корзине овсянка для каши, мука, яйца, кое-какие другие продукты, – она машет в сторону берега. – И хотела избавить вас от плохих мидий, – Инге кивает на ракушки в руке. – Надеюсь, никто еще не пострадал?

– Нет, – выдавливаю я. – Не совсем…

– Ну, как ваши впечатления от убежища?

– Э-мм… – начинает Мелисса. – В целом неплохо, хотя я надеялась увидеть здесь побольше викингских шлемов…

О боже, только не это.

Я молюсь, чтобы она заткнулась. Но она не затыкается.

– Ну знаете, такие, с рогами?

– Викинги не носили рогатых шлемов, – обыденным тоном замечает Инге.

Я яростно киваю, стараясь доказать, что меня не проведешь какой-то фальшивкой, вроде «Астерикса из Галлии».

– Совсем-совсем? – Мелисса так легко не сдается и добавляет с надеждой: – Даже по большим праздникам?

– Суть викингов не в том, чтобы одеваться как-то по-особому, – отвечает Инге, изучающе разглядывая Мелиссу, и добавляет, пряча нож в ножны: – Суть в том, что внутри. В том, чтобы найти свою Полярную звезду.

– Найти что? – спрашивает Мелисса.

– Свой руководящий принцип, – объясняет Инге.

– Это как семь стадий? – спрашивает Триша. – Ремесла, превращение в берсерка и все остальное?

– Что-то вроде того, – говорит Инге. – Превращение в берсерка, раздевание донага – все это познание своего внутреннего «Я»…

– Ох, – вздыхает задумчиво Триша, а я считаю необходимым вмешаться.

– Простите, а что там с последней частью?

– Вы про познание своего внутреннего «Я»?

Ну, в принципе, да, но также…

– Я имела в виду другое.

– Раздевание? Донага?

– Ага… – смущаюсь я.

Инге слегка удивляется, как если бы тут не было ровным счетом ничего необычного.

– Вы боитесь обнажаться?

Да, боюсь! Что это еще за раздевание такое?

Тришу и Мелиссу, кажется, это совершенно не заботит – пожалуй, оно так и есть, – так что все дело в «напряженной Элис, которая слетает с катушек при мысли о том, что может оказаться без штанов».

– Но ведь таковы вы настоящая, под всеми внешними слоями. Нагота – это свобода, – говорит Инге как о чем-то само собой разумеющемся, передавая Трише и Мелиссе припасы для лагеря. – Вы можете быть директором фирмы или уборщицей, но это не важно. Когда люди обнажены, они все равны, и все мы должны ощущать себя уютно в нашем естественном состоянии, что очевидно.

Очевидно . Я очень стараюсь не выглядеть как женщина на грани нервного срыва.

Видите ли, дело в том, что я не раздеваюсь.

В последнее время у меня и не было необходимости в раздевании. Даже в душе я обычно следую процедуре «Зайди и попытайся не заметить в зеркале в полный рост отражения своего тела после рождения двух детей». В нескольких случаях я была вынуждена зайти в общественную раздевалку для смены нижнего белья, но тогда я старалась как можно быстрее проскользнуть в одежду, придерживая подбородком полотенце и сохраняя максимально самоуверенный вид [17] Мой личный рекорд – 6 секунд. А ваш? .

В общем, я не раздеваюсь.

– А как насчет штанов? – спрашиваю я, пока что с надеждой. – Можно превращаться в берсерка в штанах? Может, в бюстгальтере…

Но она прерывает меня.

– Нет. Держите.

Мне протягивают корзиночку с яйцами, и становится понятно, что никаких дальнейших объяснений не будет, как не будет и дискуссии на эту тему.

Внутри я вся распадаюсь на кусочки, одновременно пытаясь выглядеть крутой, спокойной и собранной снаружи – и проваливаясь при этом по всем трем показателям.

Мелисса ничего не говорила про то, что нужно будет раздеваться! Меня заставят раздеться! Перед женщинами, с которыми я познакомилась лишь вчера! Не прошло и… – я пытаюсь вспомнить, какой сейчас день, и вычислить, сколько часов остается до моего убийственного унижения, но у меня не получается. Опять. Чертова математика. Чертов отсчет времени до чертового обнажения. Ах да, я не забыла? Мы же все собираемся раздеться ДОГОЛА!

– Если и стоит о чем-то всерьез беспокоиться, – шутливо обращается Инге к Мелиссе, – так это о том, что настоящий страх возникает, когда наши новички теряются в лесу.

Я перестаю дышать.

Какого хрена?

Мы с лесом не друзья. Но потеряться в лесу? Со мной раньше такое случалось лишь однажды, и это устрашающее событие произвело такое воздействие на мое неокрепшее подростковое сознание, что я поклялась в том, что такого никогда больше не повторится.

Мне было четырнадцать лет, и я протестовала против мира за то, что он позволил маме заболеть. Но поскольку я предпочитала протестовать в одиночку (по крайней мере, меня так воспитали), я вышла из дома и решила совершить то, что любители проводить время снаружи называют «прогулкой». Стемнело (я также не люблю темноту. Мне, пожалуйста, подайте город, сверкающий тысячами огней), и я испугалась. Мне казалось, что благодаря неохотному участию в семейных вылазках я помню короткий путь до дома, поэтому попыталась срезать через лес. И это, пожалуй, были самые ужасные шесть часов моей жизни.

Я никогда не отличалась умением ориентироваться – в любом смысле, а чертова природа обладает тем свойством, что она везде выглядит чертовски одинаково. Не было никаких удобных магазинов, или домов, или ориентиров, которые бы говорили о том, что я уже преодолела какую-то часть пути, прошла здесь дважды или иду по своим следам, продлевая свою пытку. Одни лишь деревья. И насекомые. А потом и летучие мыши. Я блуждала кругами, промерзая до самых костей, и боялась остаться там навсегда. Боялась никогда больше не увидеть маму, тем более что наше общее время уже было ограничено.

И тогда же я испытала свой первый приступ паники.

Заблудившись окончательно, я присела на корточки среди листьев, отчаянно глотая воздух и приказывая ногам работать. В конечном итоге они послушались, и я заплакала от облегчения. Не знаю, сколько мне понадобилось еще времени, чтобы вырваться из этого древесного ада и увидеть какой-то дом вдалеке. Несмотря на все уроки безопасности в школе, где нас убеждали, что не нужно подходить к незнакомцам, я поняла, что наилучший, если не единственный, шанс для меня – это попросить обитателей дома о помощи. Я мысленно приготовилась к тому, что меня, возможно, похитят и впоследствии, возможно, даже расчленят, но решила, что, по крайней мере, мне сначала разрешат позвонить домой, и это стоит того. Оказалось, что в этом доме жила наша учительница французского языка мадам Дина («Секс-машина» [18] Ее официальное прозвище. Никто не знает, откуда оно взялось, но оно было в рифму, а потому прилипло. Таков уж был фольклор учеников средней школы середины 1990-х, демонстрирующий степень их остроумия. Мадам Дина, скорее всего, была уроженкой Бейзингстоука и никогда не ступала на паром, курсирующий через Ла-Манш, и не садилась на поезд «Евростар». C’est la vie… ) вместе со своим мужем Клайвом. Они как раз играли в «Боггл» [19] Боггл ( англ . Boggle) – настольная игра по составлению слов, в которую играют обычно два человека. ( Прим. ред .) и очень удивились, когда в их выходящем на теплицу окне проявилось бледное как мел лицо ученицы. Они действительно разрешили мне позвонить по телефону домой и угостили мятным чаем, пока я ждала, когда меня заберут. Мама была вне себя от ярости – пребывала в той самой странной родительской злости в связи с «облегчением», с которой я сама познакомилась годы спустя. Из-за соплей и потрясения дар речи ко мне вернулся лишь через два часа. Но по крайней мере никто меня не убил.