Диана Машкова - Наши дети. Азбука семьи

Мне хлопали в конце защиты, а я стояла за кафедрой и думала о том, что диссертация стала для меня терапией. Как бы ни было трудно, я справилась. Лечилась с помощью искусства от обид, унижения, боли.

Забеременев, боялась, что с литературой будет покончено. Я мечтала стать писателем с шести лет, хотела защитить блестящую диссертацию по зарубежной литературе, а жизнь внесла свои коррективы. Но теперь мне снова казалось, что не все еще потеряно. Даже с ребенком на руках можно чего-то желать и идти вперед.

Почему в моей больной голове долгие годы было иначе?!

Установка «дети обуза» и «жизнь заканчивается с появлением детей» причиняет материнству огромный вред. Откуда она берется? Из отношения нашего общества к детям. Из тех посылов, которые транслируют девочке в период взросления.

Банкет после защиты прошел как нельзя лучше. Возбужденные и раскрасневшиеся профессора говорили охотно и много. С повышением градуса за столом росло число комплиментов. Мне прочили большое научное будущее, утверждали, что такая кандидатская «является серьезным заделом для докторской». И я размечталась, что, может быть, когда-нибудь смогу решить материальные проблемы — стану обеспеченной дамой — и тогда вернусь в науку. Успею посвятить остаток жизни литературе и тем великим чувствам, которые она способна внушить.

Но только не сейчас. Сейчас мне нужно было выбраться из нищеты. Решение к моменту защиты было принято: в университет я не вернусь. На зарплату преподавателя, ассистента кафедры, просто не выжить. А мне предстоит отдавать долги и ставить на ноги ребенка. Я не исключала, что придется делать это одной — на поддержку Дениса, с которым мы расходились во всем, включая вопросы воспитания, в тот период жизни надеяться было бессмысленно…

Вечером мы вернулись домой, и Нэлла тут же забралась ко мне на колени — едва я успела плюхнуться в кресло и вытянуть ноги. Она с любовью заглянула в глаза, хитро прищурилась и спросила.

— Мама, ты теперь киндидак ку-ку?

— Да, — произнесла я, давясь от смеха, — кандидат наук.

— А давай, — она заливисто захохотала, — тогда напишем тебе на лбу «мооозьгиии»!

И мы с ней, счастливые, рассмеялись. Нам теперь было так хорошо вместе! Моя умница, мое сокровище. Неземная любовь. Болезненная и трудная, но самая важная в жизни.

Окрыленная, я начала искать работу в Казани. Составила резюме. Написала текст на русском и на английском. Все, как положено: высшее образование, степень кандидата наук, свободный английский, испанский, французский. Владение компьютером. Навыки коммуникаций. Презентабельная внешность.

И начала обивать пороги крупных компаний Татарстана в надежде найти денежное место.

— А что вы делать-то умеете? — спрашивали меня в отделах кадров с неизменным татарским акцентом.

Я перечисляла.

— Значит, ничего, — задумчиво тянули солидные дамы, — татарский язык хоть знаете в совершенстве?

— Нет, — я боролась с обидой и стыдом одновременно.

Татарский язык, значит, обязателен, а кандидатская степень это ничего.

— Тогда только на должность секретаря.

— Какая зарплата? — каждый раз я падала духом.

— Сто долларов, — отвечали мне и понижали голос до шепота, — только учтите, интим включен.

Чем дольше я ходила по «собеседованиям», тем яснее понимала: будущего у меня в Казани нет. Могу быть преподавателем за двадцать пять долларов в месяц. Могу секретарем с функцией «все включено» за сто. Ради этого нужно было столько лет учиться? Ради такого унижения, несмотря на все препятствия, стоило идти к защите?

Мысль о Москве начала складываться постепенно. Сначала ее подкинул один из новых московских знакомых. Потом другой — как раз сын друзей моих родителей — сказал, что я могу жить у них с женой в квартире первое время. Третий приятель подтвердил, что работа в столице найдется для всех, кто знает, что такое ответственность и дружит с головой. В довершение ко всему я встретила на улице старого друга, всемирно известного сегодня ювелира Ильгиза Фазулзянова, который, едва мы успели поздороваться, радостно сообщил: «Мы с женой скоро переезжаем в Москву!». Они ехали вдвоем, чтобы обосноваться на новом месте, а маленького сына — он был немногим старше моей Нэллы — оставляли ненадолго с бабушкой в Казани. Как только снимут жилье, решат основные вопросы, планировали сразу его забрать.

Я подумала тогда, что это и мой вариант.

После всех разговоров забросила походы по компаниям и агентствам Казани. В них не было смысла. Выгадав спокойный вечер, когда муж пришел с работы пораньше, а Нэлла вовремя легла спать, я решилась на тяжелый разговор.

— Денис, что ты думаешь о Москве?

— Ничего, — муж безразлично пожал плечами, — мне там не нравится.

— Почему?

— По всему, — он поморщился, — шумно, людно, противно.

— А если там найдется хорошая работа? С перспективами роста?

— Мне это зачем? — он с подозрением посмотрел на меня. — Что ты опять придумала?!

— Ничего, — я виновато опустила голову, — мне нужно найти работу. В Казани не получается…

— И что?! — он вытаращил на меня глаза.

— Я хочу поехать в Москву. Попытаться устроиться там. Ты поедешь со мной?

— Ты совсем больная? — он уже не сдерживал чувств. — Мы только что поменяли квартиру!

— Я помню…

— У тебя здесь ребенок, семья, — он говорил так, словно я ничего не понимала, — родители, наконец.

— Я все это знаю, — слезы уже катились из глаз, — но мне надо найти работу! Надо вылезти из долгов и начать нормальную жизнь!

— Тебя никто не просил залезать в долги! Тебе надо, — он зло сверкнул глазами, — ты и езжай!

Денис встал так резко, что стул за его спиной упал, и, в бешенстве долбанув кулаком в стену, скрылся в спальне. А я еще долго сидела в кухне. Потом тихо вошла в комнату Нэллы и села на пол рядом с ее кроваткой. Подтянула колени к подбородку и взяла в свою ладонь ее крошечную теплую ручку. Так мы и встречали рассвет — она, тихо посапывая и морща лобик во сне, а я, сдерживая рвущиеся наружу всхлипы и поливая слезами собственные колени.

Через несколько дней мы с Денисом вернулись к тому разговору. Он по-прежнему не хотел никуда ехать. Я понимала, что мне — такой уж характер — не отступить. Тогда и решили вместе с ним, что это развод. Оформим документы потом, сейчас не до этого. Хотя по факту и так давно уже все с нами ясно. Нет никакой семьи. Никаких общих целей. Мы оба можем быть с этой минуты свободны. Я была благодарна Денису за то, что он услышал меня: не стал стыдить, унижать. Понял, что для меня это важно.

— С жиру бесишься! — высказывала мне мама на следующий день. — Решила оставить ребенка при живой матери сиротой?!

— У тебя тут муж, ребенок, квартира, — пыталась урезонить свекровь, — в Москве, сколько ни получай, все равно не хватит!