Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Подумай, как славно бы звучало твое имя — луулевяли [5] Луулевяли — поэтическая нива. , разве не здорово, — через силу попытался пошутить редактор, но услышал, как его слова гулко отдались где-то, растворившись жалостью к самому себе; он закрыл глаза и внезапно ощутил вокруг себя пустоту.

— Пеэтер Вяли, я говорю тебе ясным языком, ты только подумай, как бы ты выглядел в роли женатого человека, — уже через несколько месяцев тебе захочется послать все к черту, потому что я стесняю твою свободу, которая в действительности… я надеюсь, ты можешь спокойно выслушать то, что я тебе скажу… которая в действительности не что иное, как свобода безграничного самолюбования, с детства внушенного тебе твоими драгоценными родителями, и все то время, что я тебя знаю, я слышу только одно — как глупо тебя воспитывали, и благоразумно молчу, что ты точь-в-точь такой, каким они тебя воспитали… Я понимаю, какого огромного усилия потребовало от тебя это дурацкое предложение, но напрягись еще чуть-чуть и выслушай, что я тебе скажу: из меня тебе жены не получится.

— Да, — произнес редактор, — но семьей я тем не менее обзаведусь.

— Не в моих силах запретить тебе это, но одно я знаю: из всех глупостей, которые ты можешь сотворить, эта будет самой большой.

— Да, — снова произнес редактор… В голове было пусто, в ней не рождалось больше ни одной мысли, и лишь позже пришло нелепое сознание, что все то время, что он был знаком с Лууле, он думал: эта женщина каждый день, каждый час, каждую секунду ждет, что я сделаю ей предложение. У него было такое чувство, словно его надули. Ему захотелось отомстить. — Полагаю, что я все-таки женюсь, — сказал он, растягивая слова.

— Ради бога, — сказала женщина. — Не угостишь ли ты меня сигаретой?

Редактор встал, чтобы достать из кармана пиджака пачку сигарет. Лууле курит очень редко, подумал он, похоже, лед тронулся, подумал он снова, но уже с легким раздражением.

— В таком случае я, вероятно, женюсь на Марре Вярихейн, — сказал он с деланным равнодушием и поднес зажженную спичку к сигарете женщины.

— А ты уверен, что она захочет выйти замуж за тебя? — спросила женщина по-прежнему резким, агрессивным тоном.

Редактор промолчал. Неожиданно пришедшая на ум мысль о Вярихейн, словно призрак, прокралась в его мозг.

— Почему бы ей не захотеть, — пожал он плечами.

Женщина усмехнулась. Редактор ненавидел эту усмешку, он не понимал, как вообще мог просить эту женщину стать его женой. Он подумал о том, какую чудовищную ошибку он бы совершил.

— Это будет брак по рассудку, — сказал он через какое-то время с упрямой самоуверенностью.

— Ты так думаешь? — спросила женщина.

Редактор стал одеваться. Когда он уже натягивал пальто, женщина подошла поближе.

— Ну, Пеэтер Вяли, я могу поцеловать тебя на прощанье, — сказала она, и теперь в ее голосе не было ни насмешки, ни иронии, ни издевки… В этом голосе не было ничего, и на глаза у редактора навернулись слезы. — Иди, иди, — с грустью произнесла женщина, — и не забудь прислать мне к Новому году поздравление.

Дверь захлопнулась. Редактор зашагал по улице захолустного городка, на проезжей части дороги валялся кусок силикатного кирпича, он в ярости пнул его ногой, но оказалось, что кирпич примерз, и он ушиб пальцы.

— Черт, убраться бы отсюда, — подумал он вслух, но его слова, казалось, вновь растаяли где-то. Ты говоришь не то, что думаешь, рассуждал кто-то за него. Он дошел до городской площади, по ней брела облезлая дворняга. — Песик, песик, — позвал он и свистнул. Дворняга повернулась и подошла к редактору. Остановилась, вытянула шею и стала ждать. — Дать-то мне тебе нечего. — Редактор уселся на край тротуара и обхватил собаку за шею. — Скажи мне что-нибудь, — попросил он ее. Собака смотрела на него преданными блестящими глазами, но ничего не сказала. — Послушай, песик, завтра я пойду свататься к Марре Вярихейн, — похвастался редактор, — представляешь, песик!

«…Мы считаем нормальным, что каждый взрослый здоровый мужчина женится. Супружеская пара образует семью, в которой растут дети, новое поколение нашего общества. Каждая семья — это маленький коллектив, где надо сообща делить все радости и горести, где должны царить полное доверие и взаимопонимание. Совместная жизнь должна быть гораздо более насыщенной и радостной, чем жизнь в одиночестве…

…Нельзя считать нормальной и ситуацию, когда мужчина, у которого имеются все реальные возможности для вступления в брак, отмечает свое тридцатилетие холостяком. Брак является физиологически, психологически и социологически естественным явлением: оправданием для человека, решившего остаться холостяком, могут служить лишь серьезные нарушения состояния здоровья. Если у кого-то возникают сомнения относительно его пригодности к семейной жизни, то рекомендуется проконсультироваться с врачом. К врачу следует смелее обращаться и в том случае, если у супружеской пары возникает сексуальная несовместимость…» [6] Хейти Кадастик. Беседы для молодежи. Третье дополненное издание. Изд-во «Валгус», Таллин, 1970.

Собака под рукой редактора внезапно забеспокоилась. Она еще раз взглянула на него и побежала прочь. В нескольких десятках метров виднелось дремлющее в темноте здание отеля «Домашний уют». Редактор встал, пересек площадь, и только когда попытался открыть запертую дверь, сообразил, что понятия не имеет, в каком номере остановился репортер. Он вновь не знал, что предпринять. В последнее время он вообще не знал, как действовать в той или иной ситуации. Он знал лишь одно: что будет просить Марре Вярихейн стать его женой. Какое дурацкое выражение: просить стать женой.

Он повернулся, чтобы пойти домой. Ему не оставалось ничего иного, как забраться в свою башню, запереть балконную дверь (у которой и не было замка), зажечь во всех комнатах свет и уснуть. Он оглянулся, чтобы посмотреть, не вернулась ли собака (а что, если заманить эту собаку к себе?), и ему показалось, будто мимо дверей отеля прошел Пальм. Редактор быстрым шагом снова направился к отелю, свернул, как и репортер, в ворота, ведущие во двор, и при свете одинокого уличного фонаря увидел, как предполагаемый Пальм лезет по лестнице наверх.

— Индрек! — воскликнул редактор, не веря, что его крик настигнет мужчину, но мужчина на лестнице остановился и начал спускаться. — Должен сказать, что у этих столичных репортеров весьма странные привычки, — попробовал пошутить редактор.

— Я подумал, чего ради будить администратора, — стал объяснять Пальм, но голос у него был какой-то грустный.

— Если ты не безумно хочешь спать, мы могли бы пойти ко мне, — предложил редактор, — думаю, у меня найдется бутылочка.