Клара Паркс - Заклинательница пряжи [Как я связала свою судьбу] [litres]

Но нет, в этом-то и кроется основная проблема, которой в садоводстве нет. Растения могут сами о себе позаботиться с минимальным вмешательством с нашей стороны, а пряже мы нужны для каждой петельки своего роста. Пряжа не свяжет себя сама.

Иногда на это уходит довольно много времени, как получилось с кизилом на моем заднем дворе. Сначала это был крошечный саженец во дворе моей тети Джуди в Мичигане, она его выкопала, запихала в контейнер с черникой и отдала мне на удачу, когда мы с Клэр отправились в путешествие на восток в Мэн из Калифорнии много лет назад.

Как же я пестовала этот маленький росточек, сначала на подоконнике нашей квартиры, затем во временном горшке и, наконец, три года назад посадила под кухонным окном, где он и растет до сих пор. Год за годом я огораживала его кольями и красной лентой, чтобы никто случайно не наступил на него или не срезал газонокосилкой. Я выходила на улицу и поливала его, садилась рядом с ним, разговаривала с ним год за годом в течение многих лет – как свитер Элис Стармор, который я берусь вязать раз в несколько месяцев, с любовью добавляя один или два ряда, а затем снова убираю прочь. Я стала замечать, что ветки стали больше. Да и самих ветвей стало больше, а однажды на одну из веток села птица. А потом еще одна. А в прошлом году – прошло тринадцать лет с точностью до месяца, когда тетя Джуди выкопала его из своего сада, – мой маленький кизил впервые расцвел.

Семена теряют свою всхожесть через один или два года, их приходится выбрасывать, но не пряжу. Она останется там, куда вы ее положили, все еще храня каждый грамм своего очарования и потенциала, которые изначально и вдохновили нас принести ее домой. Мы в долгу перед нашей пряжей, и она заслужила, чтобы с ней обращались по справедливости. Покупали с расчетом, заботились с любовью. Пропалывали и обрезали с осторожностью, и каждый день навещали и говорили, как сильно мы ее любим.

Тот проект Элис Стэрмор все еще не закончен, но кизил убеждает меня быть терпеливой. «Люби его, как ты любила меня, – говорит он, – и однажды он станет свитером». И когда момент наступит, каждая петля этого путешествия будет того стоить.

Я обожаю путешествовать на поезде. На отрезке железной дороги Амтрак Даунистер из Портленда в Бостон рельсы ведут через самые неожиданные места. Они проходят за складами, соляными болотами и заброшенными парками развлечений, осторожно пробираясь и петляя сквозь жилые кварталы и интимный мир задних дворов с бельевыми веревками, одинокими велосипедами, бассейнами и домиками на деревьях. Если повезет, можно даже увидеть детский день рождения в разгаре. У каждого из нас есть публичная открытая сторона, аккуратный фасад, где все должным образом вычищено, выглажено, надраено воском, отполировано, заправлено и сияет шелковисто гладкой широкой белоснежной улыбкой. А еще у нас есть личная сторона, обычно тщательно скрываемая за стенами и воротами. Там мы скрываем более ранимую и сокровенную часть самих себя.

Вначале все равны. Все начинают вязать с платочной вязки, выполняя одни и те же лицевые петли снова и снова, чтобы в итоге получилось полотно, одинаковое со всех сторон.

В момент перехода от платочной вязки к лицевой глади в нашем вязании появляются новые странные понятия «публичное» и «личное». То, что раньше было совершенно одинаковым двусторонним полотном, теперь имеет две отчетливо разные стороны. В описаниях моделей гладкую сторону, которая обычно открыта миру, называют «лицевой»; а бугристую сторону, обращенную внутрь, более зловеще называют «изнаночной». Мы стараемся смягчить удар, сокращая эти понятия до ЛС и ИС, но за этими буквами все равно скрываются те же слова. Что же представляет собой публичная сторона и личная? Иногда это очень субъективно. Приглядитесь к изнаночной глади, это же не что иное, как лицевая гладь, вывернутая наизнанку.

Я знаю некоторых людей, у которых личная сторона всегда открыта миру. Они – ходячая беззащитность, проливающие слезы по поводу и без, открывающие гораздо больше, чем уместно для конкретной ситуации или конкретного человека. Невинный вопрос «Как дела?» вызывает перечень жалоб, проблем и неловких личных подробностей. Да я и сама бывала такой несколько раз. Словно мы отправились куда глаза глядят, случайно надев свитер наизнанку.

А есть и такие, чья гладкая публичная сторона – это все, что мы – а может быть, даже они сами – когда-либо сможем увидеть. Так упорядочены их петельки, так надежно и прочно держится их безупречное приглаженное совершенство, без единой морщинки и катышка, что я иногда волнуюсь, ведь один неподобающий взгляд, один неверный поворот, одна спущенная петля, и все полотно распустится. Вот тогда соседи вдруг попадают в выпуск вечерних новостей со словами: «А он казался таким хорошим парнем».

Большинство из нас сначала учатся вязать лицевыми, поэтому лицевые петли становятся для нас чем-то родным и исконным, а изнаночные, увы, кажутся неуклюжими и чужими, как попытка написать что-либо не-ведущей рукой.

К моменту, когда я оказалась готова приступить к вязанию изнаночных петель в полноценном чулочном полотне, моя бабуля-вязальщица уже забыла, как это делать, так что научить меня она не могла. Я самостоятельно разбиралась по картинкам, но так и не обрела уверенности в правильности техники.

А ряды лицевых петель были такими удобными. Как же мне нравилось смотреть на все эти счастливые «галочки» петель, как на стройные ряды загорающих или на танцовщиц кордебалета, и знать, что впереди у меня нет ничего, кроме ровных, легких рядов. А изнаночная сторона? С этими пухленькими попками петелек, торчащими вовнутрь, и кончиками спиц, угрожающе нацеленными прямо мне в сердце? Нет. Я всегда с ужасом ожидала изнаночных рядов. Через них нужно было промчаться как можно быстрее, как сквозь темный лес ночью, чтобы укрыться в утешительной и успокаивающей безопасности следующего ряда лицевых петель.

Изнаночные петли – для интровертов. Они требуют от вас полной сосредоточенности на самих себе, заставляя заглянуть внутрь, на свою обратную, а не внешнюю сторону.Ровной лицевой стороны больше нет, и теперь виден каждый бугорок, вся подноготная, вся изнанка полотна, шумная и ярко освещенная люминесцентным светом кухня любимого ресторана, а не тихий обеденный зал с мягко мерцающими свечами.

С технической точки зрения у меня нет причин не любить вязание изнаночными петлями. Я держу нить в левой руке, и поэтому изнаночные петли вязать быстро и приятно. Пряжа там, где она и должна быть; достаточно просто смахнуть нить пальцем, и она отправляется на спицу. Если бы я держала нить в правой руке, пришлось бы пересекать две весьма оживленных полосы движения петель каждый раз, когда нужно накинуть нить на спицу.