Анна Флёр - Охота на самцов

Людка ревела в трубку, материлась и требовала моей крови за то, что ей вдобавок урезали карманные деньги. Тут мое терпение подошло к концу.

— Люда, я не собираюсь быть причастной к твоим проблемам! Если не хочешь выполнять простые требования деканата, то зачем винить во всем меня? И вообще, зачем ты представила все в таком свете, будто я злонамеренно участвовала в укрывательстве? Ты вообще понимаешь, что испортила отношение твоих родителей ко мне?! Они ведь могут запретить нам общаться. Я подумала, что тогда негде будет ночевать по субботам и, может, пятницам, но промолчала. — Ты хочешь, чтобы я тебе больше никогда не помогала?

Да как она может так со мной разговаривать? Кто ее постоянно выгораживает? Ради бешеной любви к Владу Людка совсем забросила учебу. А ведь прошло уже два месяца! Она наводит с утра марафет, затем подъезжает к его работе в обед, чтобы только побыть с ним, а потом едет в спортзал, дабы сбросить «обеденные» калории.

— Знаешь что, ты сюда моих родителей не приплетай! Ты просто обязана была меня предупредить! Почему я обо всем узнаю от родителей, а они — от декана! Ты что, не можешь набрать мой номер и проинформировать? На фига мне такая дружба?! Знаешь, это не просто дебильная ситуация, которую можно решить. Не пытайся даже оправдаться!

Драка. Началась словесная драка. Я в ней не сильна.

— Дорогая, остынь. Если хочешь сраться по-жесткому, давай! Тогда, раз я оказываюсь в дерьме из-за твоих дебильных прогулов, предлагаю завершить наше общение. — Я бросила трубку.

Что она себе возомнила? Разве можно так погано вести себя с лучшей подругой, подставлять меня, да еще и упрекать в своих ошибках?! Дура.

Мне стало вдруг очень досадно. Из-за какой-то ерунды я потеряла лучшую подругу! И почему она не перезванивает? Телефон мирно лежал на столе. Его спокойствие меня раздражало. Неужели Людка способна из-за какой-то фигни лишиться дружбы? Тогда она совершает очень обидную, глупую и непростительную ошибку.

Я закрыла лицо руками. В моей комнате было так тихо, что тишина резала слух. Как всегда, родители отсутствовали. Странно, зачем они меня рожали, если в течение последних лет, когда я начала взрослеть, их постоянно нет. Неужели они совсем не нуждаются в моем обществе?

Хлопнула входная дверь. Это ушла наша экономка Женя. С тех пор как родители доверили ей ведение хозяйственного бюджета и она стала закупать моющие средства, продукты, готовить еду и заведовать химчисткой, мама предложила ей «повышение» от домработницы до экономки. Не вижу в этом принципиальной разницы, но Жене так приятнее.

Я схватила в руки телефон и начала набирать Людкин номер. Нет. Я не могу себя так низко ценить. Как только на экране появилась пунктирная стрелочка от абонента к абоненту, я нажала на сброс и вместо этого набрала номер Марата. Просто так, спросить, как дела. Он не поднимал трубку. Позвонив еще пару раз, чтобы он понял, насколько мне нужен, я написала эсэмэску: «Privet! Как ti tam? Ya possorilas s etoj neblagodarnoj devicej. Dumaesh, navsegda? Help me».

Мне было тоскливо. Уже наступил вечер, а я все сидела в своей темной, глухой и пустынной комнате и страдала от одиночества. Мне стало так себя омерзительно жаль, что я даже начала реветь.

С утра я опять с огромным трудом отодрала голову от подушки, умылась минералкой, выпила сока и опять не смогла устоять перед соблазном подавить прыщи. Когда же наконец мне исполнится двадцать пять лет и закончится этот чертов гормональный всплеск (а также окончательно сформируется грудь)? Почистила зубы любимой детской пастой с клубничным вкусом, которую мне раньше никогда не покупали, и начала просматривать гардероб. Никогда не думала, что так трудно подобрать гармоничное сочетание джинсов и какого-нибудь свитерка, чтобы не повторяться и не надеть то же, что у наших див. У нас в институте про индивидуальный стиль одежды давно забыли. Ребята носят Dolce&Gabbana, Gucci, Prada: синие джинсы и черный верх. Девчонки — то же самое или надевают джинсовую юбку с цветной кофточкой, но строго в рамках новой коллекции. Поскольку у меня нет желания вольнодумствовать, а на поездки за шмотьем нет денег, то я всю коллекцию примеряю в Третьяковском проезде, чтобы знать, как и что на мне сидит, потом смотрю в Интернете, выписываю номер нужной шмотки и делаю заказ. Выгодно, не правда ли?

Я выбежала на улицу, поймала частника и поехала учиться. Ну почему все частники по утрам такие идиоты? Нет, чтобы помолчать и спокойно слушать свой «шансон» или хотя бы побеседовать о погоде, как этому обучали Элайзу Дулитл в лучшем мюзикле всех времен и народов «Моя прекрасная леди» с участием великолепной Одри Хепберн. Но ведь они всегда начинают либо расспрашивать обо мне, либо комментировать мой внешний вид и даже мое поведение, а некоторые вообще не могут удержаться, чтобы не рассказать про себя, своих детей, держась зубами за руль, доставать с заднего сиденья альбом с их фотографиями и тыкать мне в лицо снимки с малышами в подгузниках (хотя бы в подгузниках, прошу вас!).

Мы доехали. Слава богу, никто не умер на поворотах, когда он на своей шахе поворачивал со скоростью сто километров в час, а колеса отрывались от асфальта. Со злостью думая о преждевременной седине, я со всей дури хлопаю дверью и направляюсь к зданию. Марат так и не ответил мне вчера. Вот она, настоящая мужская поддержка в трудный час. Когда я, кстати, в последний раз была в спортзале?

Началась безумная гонка — семинар по матанализу. Преподаватель, как обычно, уже за полчаса до начала занятия сидел в аудитории и болтал с нашим отличительным составом ботанов о проблемах сведения рядов. Так просто и банально: какие же еще могут возникать проблемы накануне семинара по матанализу?

Когда народ более-менее подошел, препод встал и начал что-то быстро писать. Я оторопела: он писал на доске маркером, а затем стирал все это правым рукавом своего единственного пиджака!

— Моя жена всегда очень ругается, когда я так делаю. А я ведь не нарочно, — пробубнил он себе под нос.

Забавный он человек: высокий, рыхлый мужчина, с небольшим брюшком, у него круглые очки с толстыми стеклами, на затылке торчат не поддавшиеся зализыванию волосы, а одет он в видавшую виды рубашку и галстук, который заканчивается где-то на уровне груди, но при этом важность в глазах и потребность в почитании собственной персоны! Он писал и стирал, не обращая внимание на растерянность студентов.

— Если вы не успеваете, значит, занимаетесь посторонними делами! — заявил он.

Как же, «посторонними»! Да я даже не успевала прочесть эсэмэску, которую наконец соизволил прислать Марат.

Первые пятнадцать минут все пишут как остервенелые. Моя рука носится по бумаге, в мозг поступает только одна информация: успеть бы написать, перед экзаменом пойму. Кисть не слушается, потом начинает болеть. Сзади кто-то уже понял, что мучение бесполезно, и облегченно вздыхает. Я присоединяюсь. Мы знаем, что нам все же удастся уломать кого-нибудь из первого ряда, и через недельку эта рукопись будет размножаться в геометрической прогрессии.