Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

Пальцы Хавьера переместились на мою лодыжку.

– А что же родители?

– По-моему, они даже не замечали. – Я потираю живот, ощущая в нем жжение, и выпрямляю спину. Удивительно, что мне до сих пор больно это вспоминать. – Они вечно ссорились, жутко скандалили – орали как бешеные, швыряли друг в друга что ни попадя. Они просто не обращали внимания на то, что происходит с Джози.

– А как же ты? Кто заботился о тебе?

– Дилан, – просто отвечаю я.

– Тот беглец. Он заменил тебе брата?

– Да.

– И это он читал тебе книгу «Чарли и шоколадная фабрика».

– Да, – улыбаюсь я. – И многое другое.

– Он присматривал за тобой и твоей сестрой?

– Да. Работал в ресторане, помогая отцу на кухне, но жил с нами. – Я кусаю губу, думая, как бы ему объяснить про Дилана. – У него были свои проблемы, но, честно говоря, даже не знаю, как бы мы обходились без него. Это он будил нас по утрам и отправлял в школу; это он следил за тем, чтобы нам покупали новую обувь, когда старая становилась мала. Он всегда проверял мою домашнюю работу, когда я возвращалась из школы, даже если ему нужно было бежать на свидание с какой-нибудь девчонкой, а девчонки у него всегда были. – Меня переполняет призрачное чувство, что владело мной в те далекие дни, когда я сидела в нашей комнате с Диланом и Джози, делавшей домашнее задание из-под палки, а также еще какой-нибудь девчонкой, с которой в тот момент встречался Дилан. – Он был очень красив, – улыбаюсь я. – Самый красивый юноша на всем белом свете.

– Вы его ревновали? – с улыбкой спрашивает Хавьер.

– Конечно! Он ведь принадлежал нам!

– На много он был старше?

– Джози – на шесть лет, меня – на восемь. – Я опускаю голову, сознавая, что Хавьеру опять удалось это – выпытать мою тайну, – и затем озадаченно хмурюсь.

– В чем дело?

– Ты опять хитростью вызвал меня на откровенность.

– Потому что я хочу знать о тебе все, – отвечает он, ведя ладонью по моей голени. – И, если ты расскажешь про свою сестру, может быть, я сумею помочь ее отыскать.

Мне приходит в голову мысль, что он, возможно, переигрывает. Слишком много эмоций. Слишком много напористости. С другой стороны, я в полной растерянности: как решить эту проблему? Один ум хорошо, а два-то – лучше.

– Может быть. – Я выпрямляюсь. – Ладно, тогда слушай.

Хавьер опускает подбородок в ладонь.

– Я весь во внимании.

– В общем, она, моя сестра, превратилась в оторву. Образование получать отказалась, днями и ночами по вечеринкам шлялась, да на серфе гоняла. Во время нашей последней встречи она украла у меня почти все, что я имела, в том числе компьютер и одежду. И продала.

– Опа. Страшное предательство.

– Да. Я только что окончила интернатуру, была истощена и выжата как лимон. Ее поступок у меня просто в голове не укладывался. – Я снова потираю живот, вспоминая, как мне было обидно и больно, когда, вернувшись домой, я увидела, что родная сестра меня ограбила. Меня тогда такая злость разобрала. – И я ее выкинула из своей жизни.

– Вполне объяснимо.

– Да, – вздыхаю я. – И больше я с ней не общалась. А через полгода она, как мы тогда думали, погибла при взрыве поезда во Франции. – В своем воображении я переношусь в тот день, когда я только что вошла в свою съемную квартиру по возвращении то ли с работы, то ли с учебы и мне позвонила мама. Меня накрывает тень боли тех мгновений. В те минуты неизбывного горя, рыдая в голос, я готова была сделать что угодно, лишь бы вернуть ее.

Хавьер смотрит на меня добрым взглядом, но молчит.

– Все это время я считала ее погибшей. – Я развожу руками и смотрю на ладони, словно читаю по ним свой рассказ. – И вдруг увидела в телерепортаже о пожаре в ночном клубе. Она находилась здесь, в центре, когда это случилось.

– Ты считала ее погибшей, пока не увидела по телевизору? Все это время?

– Да.

Он смотрит на меня долгим испытующим взглядом.

– Наверно, ты очень разозлилась.

– Это еще мягко сказано. – Медленно кипящая лава внутри меня булькает. – Это мама настояла, чтобы я отправилась сюда. Сама я, возможно, не поехала бы.

Большие темные глаза неотрывно смотрят мне в лицо.

– Лично я рад, что ты приехала.

Я сдержанно улыбаюсь ему.

– Наверняка нашел бы кого-то еще, кто согрел бы тебе постель.

– Но ведь это была бы не ты.

– Хавьер, ты не обязан мне льстить. – Предупреждая его протест, я качаю головой. – В любом случае, я должна продолжить поиски сестры. Мама ждет от меня вестей.

– Ты уже что-то предприняла?

– Не много. Пыталась найти ее по имени, но это тупик. Думаю, та женщина в итальянском ресторане что-то знает, так что, может, еще раз схожу туда. Но вообще-то… – я вскидываю бровь, – я смотрю в сторону океана. Хочу проехаться не серфе.

– А как же сестра? – Хавьер склоняет набок голову.

– Серфинг помогает мне думать. Может, что-нибудь и надумаю. – В легких будто что-то клокочет, затрудняя дыхание. Я расправляю плечи, чтобы их ничто не стесняло. – Хочешь научиться серфингу?

– Нет, нет, – выставляет перед собой ладони Хавьер. – Сегодня я встречаюсь с Мигелем.

– Что ж, ладно. – Я доедаю последний кусочек пирожного, отряхиваю с пальцев крошки. – Я пойду, а ты уж сам тут разбирайся.

Он ловит меня за руку.

– Вечером придешь на наше выступление?

Кивнув, я касаюсь его головы, густых волнистых волос.

– Иначе кто же защитит тебя от оравы женщин?

– И то верно. Защита мне понадобится. – Он снова пленяет мою руку и целует ладонь. – До встречи.

К тому времени, когда я возвращаюсь домой после ужина с Нэн, Саймон уже уложил детей спать. Я на цыпочках захожу в их комнаты, целую каждого в головку, затем иду к мужу. Саймон в зале, развалился в своем кресле. На коленях у него маленький песик, остальные собаки крепко спят на ковре. Я вижу, что он изнурен.

– Как прошел день? – спрашиваю я, зарываясь пальцами в его волосы.

Он прислоняется ко мне, и я массирую ему голову.

– Хорошо. Сара пришла первой на пятидесятиметровке вольным стилем.

– Ух ты! Молодчина. А Лео?

– Проиграл Тревору. – Взгляд Саймона перемещается на экран телевизора, на котором застыл кадр приостановленного фильма, что он смотрел. – У мальчика явно талант олимпийского пловца.

– У Тревора?

Он кивает, и его одолевает зевота. Улыбаясь, я целую мужа в лоб.

– Смотри свой фильм. Я пока приму ванну.

– Как дела у Нэн?

– Хорошо. – Я вспоминаю свой странный приступ откровенности, и меня начинает терзать смутная тревога. А вдруг она ляпнет об этом при Саймоне? Или…

Чтобы не портить себе существование, я должна отгораживаться от прошлой жизни. Это единственный способ жить так, как я живу.

– Мы ели тапас.

– Мы ведь утром везем детей в новый дом, да?