Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

В кои-то веки мой гиперактивный мозг отдыхает. Сейчас, после того как прошел дождь, стало прохладнее, и сразу видно, что сегодня вечер пятницы. На улицах полно студентов и молодых служащих. Из заведений, мимо которых мы проходим, несется музыка.

Смеркается. Из еды у меня в номере почти ничего, мое платье утратило приличный вид. Я жутко проголодалась.

– Может, пиццу с собой прихватим? А то у меня только кофе и яйца.

– К себе приглашаешь?

Раньше я, наверно, струсила бы, но сейчас киваю.

– У меня есть продукты, – говорит Хавьер. – Может, лучше ко мне?

– А ты умеешь готовить?

– Вполне прилично. А ты?

– Отец не позволил бы мне не уметь, – улыбаюсь я, глядя на него снизу вверх, и это тоже огромное удовольствие: не часто встречаются мужчины, которые были бы выше меня. – Особенно хорошо у меня получается выпечка.

– На чем специализируешься?

– На тортах.

– В Испании мы не делаем такие сладкие десерты, как в других странах. Пробовала пирог «Сантьяго»?

– Да. С миндалем, очень вкусный.

– Знаешь, как его печь?

– Никогда не пробовала, но, думаю, сумею.

– Может быть, как-нибудь испечешь. – Он подмигивает. – Для меня.

– Может быть. – Словно нам отпущено быть с ним вместе не считанные дни, а всю дальнейшую жизнь.

В отеле мы заходим в лифт. Хавьер наклоняется и целует меня.

– Ты не против, если сегодня я приготовлю что-нибудь для тебя?

– Нет.

Выхожу на своем этаже, чтобы принять душ и переодеться. Хавьер поднимается выше. В коридоре, что ведет к моему номеру, впервые за целый день я остаюсь одна, и внезапно все, что сегодня происходило, кажется мне сном.

Я мгновенно пробуждаюсь, и меня охватывают печаль и изнеможение. Проблемы, что ждут меня, разом наваливаются. Почему моя сестра сымитировала свою смерть? Где она? Вдали от дома я ясно осознаю, что устала от своей работы в отделении неотложной помощи. Как там без меня Бродяга? Может, опять маме позвонить? Так ведь я с ней только сегодня утром разговаривала.

А кажется, так давно.

Встаю под душ – какое наслаждение! – смываю с тела и волос морскую воду, кровь, дождь. Шампунь источает аромат мандаринов. Закрыв глаза, я нежусь в благоухании мыльной пены…

Я снова на пароме, прижата к ограждению, Хавьер целует меня – полнейший восторг. Его сочные губы, искусные ласки, то, как он бережно поддерживает мою голову…

Я распахиваю глаза. А стоит ли? Не пожалею ли я потом?

Сквозь стекло душевой кабинки смотрю на свое нечеткое отражение в запотевшем зеркале. Вспоминаю, как призналась, что мне неведомо состояние полного счастья, и вдруг спохватываюсь: какая же я дура! Чего я жду?

Может быть, в кои-то веки мне выпал шанс хотя бы приблизительно понять, что это такое. Судя по всему, Хавьер знает, как подступиться к счастью, где его искать. И если мне удастся урвать пару дней счастья, зачем же отказываться?

Внутренний голос робко нашептывает, что Хавьер опасен для моего душевного равновесия. Я его заглушаю, решив, что желаю хоть раз насладиться маленьким безрассудством. Это всего лишь несколько дней, убеждаю себя. За такое короткое время ничто не может пустить глубокие корни.

В общем, я сушу свои вьющиеся волосы, оставляю их распущенными, надеваю простую одежду, которую он легко сможет снять, когда настанет час, и поднимаюсь наверх.

Он живет на несколько этажей выше, номеров там меньше. Перед его дверью я останавливаюсь, прикладываю руку к животу. Тихо играет музыка, слышно звяканье то ли кастрюли, то ли тарелок. Мой нос улавливает запах румянящегося лука.

Что я делаю? Хавьер во многих отношениях… во всех… принадлежит к тому типу мужчин, которых я обычно избегаю. Я не встречаюсь с подходящими мне мужчинами. Дала от ворот поворот хирургу, который настойчиво ухаживал за мной более полугода, пока наконец не понял, что я действительно не хочу за него замуж. Отказала подтянутому полковнику, который был доставлен в больницу с переломом руки и очаровал меня своими шоколадными глазами.

Мужчины, с которыми я сплю – и сразу оговорюсь, что цель моего визита сюда секс, – в той или иной степени вариации серфера, с которым я развлекалась прошлым летом, или бармена из ресторана, где люблю ужинать несколько раз в месяц, или даже энергичного коллеги моей матери, смуглого, обаятельного товарища, мечтающего о музыкальном поприще, хотя, на мой взгляд, он для этого староват.

Если сравнивать Хавьера с Крисом, тем самым серфером, их даже к одной породе не причислишь. Хавьер – зрелый самодостаточный человек, в ладу с самим собой; глядя на него, думаешь, что в жизни все просто. Каждая клеточка моей кожи взывает к его рукам. Уши хотят слышать его звучный голос. Губы жаждут прикосновения его губ.

А пустой желудок напоминает мне, что ему нужна пища. Я поднимаю руку и стучу. Хавьер открывает дверь и взмахом кухонного полотенца приглашает меня войти.

– Боялся, что ты передумаешь, – говорит он.

Я и вправду довольно долго стояла перед его дверью.

– Ты обещал меня накормить. От подобных предложений я редко отказываюсь.

Он убирает мои волосы мне за плечи и касается моей шеи.

– Так ты пришла сюда поесть?

Я смотрю на него и качаю головой. Его губы трогает улыбка, ладонью он проводит по моей щеке.

– Хорошо. Проходи, присаживайся. Сейчас налью тебе вина.

Я продвигаюсь глубже в его номер, который как минимум вдвое больше моего: спальня размещается в отдельной комнате; полноценная нарядная кухня – вся сплошь из аквамаринового стекла и нержавейки. Стиль отличный от того, что мне привычен. Отражение вкуса оклендцев. Номер угловой, и балкон, начинаясь от стеклянных дверей гостиной, заворачивает за угол и тянется до спальни. С него открывается вид на центр города и лежащую за ним гавань.

– Мне нравится это здание. Оно такое… экстравагантное, что ли? Я чувствую себя сибариткой.

– Его изображения печатают на открытках и кофейных чашках.

– Даже так?

– Да. – Хавьер приносит мне полный бокал белого вина. – Из местного винограда. Попробуй.

– Спасибо. – Я отпиваю малюсенький глоток, сознавая, что ступаю по зыбким берегам озера, наполненного водами утомления, сексуального возбуждения и сбоя суточного ритма организма. Однако вино, как бриз, – бодрящее, свежее и не очень сладкое. – Потрясающе.

– Отлично. – Хавьер возвращается на кухню. К моему приходу он переоделся, волосы на концах влажные. На нем джинсы и рубашка хенли лилово-синего цвета, ткань которой естественно и элегантно облегает его торс.

– Что стряпаешь?

– Наипростейшее блюдо – tortilla española , Знаешь такое?

Я мотаю головой.

Подтянув до локтей рукава рубашки, с кухонным полотенцем на плече, Хавьер наклоняет и встряхивает глубокую широкую сковороду на длинной ручке со слегка обжаренным картофелем и прозрачным луком. Потом солит смесь и вываливает ее в миску со взбитыми сырыми яйцами. У меня урчит в животе.