Кира Ярмыш - Невероятные происшествия в женской камере № 3

“Это мой последний обед”, – подумала Аня, спускаясь по лестнице.

В камере она снова села читать. Страницу она заложила цепочкой и теперь, как обычно, накручивала ее на палец. Это действие оказывало на нее такой успокоительный эффект, что Аня подумала: заберу ее себе на память как талисман.

Когда ее позвали на звонки, сердце у нее забилось. Это было последнее событие в распорядке тюремного дня, отделяющее ее от свободы. Аня торопливо вышла из камеры за каменномордой женщиной и даже без лишних пререканий назвала свою фамилию и номер полосатого мешочка дежурной. Та, переваливаясь, вынесла ей телефон из кабинета. Не глядя на нее, Аня схватила телефон и юркнула в комнату для звонков.

Сначала она позвонила маме – напомнить, что выходит сегодня. Мама, конечно, помнила. Потом позвонила другу – напомнить, чтобы он встретил ее у входа. Он тоже, конечно, помнил. В соцсети лезть не хотелось: это казалось досадным фальстартом. Что успеешь прочитать за десять минут – а ведь еще совсем немного, и в ее распоряжении будет хоть целый день. Аня снова подумала, что в одном спецприемник полезен – после него даже самая обычная жизнь казалась насыщенной.

“Это мой последний звонок”, – подумала Аня, идя по коридору.

Зайдя в камеру, Аня начала собираться по-настоящему – точнее, по-разному группировать вещи в пакете, стремясь не столько аккуратно их положить, сколько занять время. Еще пару дней назад она смеялась над своими соседками, а теперь сама попала в эту ловушку. Спортивные штаны. Майки. Книжки. Шлепанцы. Нет, сначала книжки. Потом спортивные штаны. Майки. Шлепанцы. Зачем вообще брать шлепанцы – оставить их под кроватью. Надеть джинсы. Кроссовки. Причесаться.

Аня смотрела на себя в зеркало и не могла поверить, что время подошло. Она столько дней воображала себе этот момент – не сам выход, а подготовку к нему, – что освобождение казалось почти немыслимым. У нее даже руки дрожали от волнения. Пригладив волосы, Аня села на койку. Наконец-то дурацкое постельное белье можно было сорвать и выбросить – она сделала это с особым наслаждением. Голый матрас выглядел уныло, но Аня чувствовала настоящее удовлетворение оттого, что все вещи были рассортированы, собраны, выкинуты и больше ничего не отделяло ее от освобождения.

Откинувшись на подушку, Аня созерцала камеру, ожидая, когда ее поезд подъедет к конечной станции.

Когда она выйдет, у нее будет больше времени, чтобы разобраться во всей этой истории с мойрами. Можно будет почитать нормальные книги или даже попытаться найти одну из сокамерниц. Она знает их имена и фамилии, значит, сможет найти их в соцсетях, а потом даже встретиться и постараться что-нибудь выведать. Если задавать правильные вопросы, то можно многое узнать. Если бы только она задала правильные вопросы Алисе!

А еще можно будет попробовать поставить эксперимент. Сплести веревку и дать ее кому-нибудь порвать – это, наверное, слишком кровожадно, мало ли, одного кипятком ошпарило, второго может и сильнее покалечить. Но можно попробовать, наоборот, не окончить жизнь, а начать. Аня представила, как охотится за волосами подружек, чтобы завязать на них узелок, и захихикала. Это и правда больше похоже на шизофрению. Интересно, будь она в самом деле мойрой, как бы она выбирала жертв? Ты просто просыпаешься однажды утром и чувствуешь: этот человек должен умереть? Или – скоро новый человек должен родиться? Как ты получаешь имя этого человека, как знакомишься с ним? А если это хороший человек, что ты чувствуешь, обрывая его судьбу? А если этот человек живет на другом конце света? Выходит, ты летишь к нему, втираешься в доверие, а потом приканчиваешь?

Откуда вообще берется уверенность, что для человека пришло время? Это казалось Ане самым невообразимым. Как справляться с сомнениями? А вдруг ты убьешь кого-нибудь по ошибке? Сложно, конечно, убить по ошибке, всего лишь порвав нитку, но что, если? Аня закрыла глаза и попыталась представить, каково это – иметь силу, способную отнять чью-то жизнь. Представить это оказалось гораздо легче, чем смерть как таковую. Лежа с закрытыми глазами, Аня воображала, как она бы порвала веревку.

Для начала она попыталась вспомнить человека, которого ей было бы не жалко убить, но такого не нашлось. С закрытыми глазами Аня нахмурилась и представила абстрактного человека, чей час пробил. Это оказалось легче – если бы ее в самом деле осенило божественным знанием, что такова судьба, она могла бы, наверное, привести ее в исполнение. Лежа на кровати, Аня в деталях обдумывала, как взяла бы ножницы и перерезала нитку. Ей казалось, что она даже слышит звук, с которым смыкаются лезвия, и видела, как отрезанная нитка медленно падает к ее ногам. И после этого кто-то погибает? Нет, это она представить уже не могла. Кто она такая, чтобы распоряжаться чужой жизнью? Ощутив прилив раздражения к себе, Аня распахнула глаза. Это всего лишь фантазия, сказала она себе, тебе что, и помечтать уже сложно? Ей было сложно.

Она машинально обвила цепочку вокруг указательного пальца. Родившаяся следом мысль заставила ее на секунду похолодеть. Она могла бы проверить все прямо сейчас, до выхода. У нее ведь уже есть вещь, принадлежащая человеку.

Аня изумленно посмотрела на цепочку на пальце. Вот же она, чужая судьба, у нее в руках. Завязать узелок? Но даже если дежурная забеременеет, во что Ане верилось с трудом, она-то ее после сегодняшнего дня больше не увидит, а значит, и не узнает. Для проверки этот способ не годился.

Что же тогда, порвать ее? Цепочка была совсем тонкая, труда это не составит. Аня сняла ее с пальца и поднесла к глазам. Она слабо мерцала в полутьме. Порвать – и дежурная умрет. Аня даже содрогнулась. Она торопливо сжала цепочку в руке и спрятала руку под себя. Нет, ни на чью смерть она не была готова. Со смесью облегчения и досады Аня подумала, что мойры из нее не выйдет. Даже воображать себя наделенной этой силой было неприятно: радости от нее она бы не почувствовала, от сомнений бы не избавилась. Наверное, если на свете и существовал единственно верный тест на мойр, то это был он: Аня просто не могла обладать никаким божественным даром, потому что никогда не заставила бы себя им воспользоваться.

Дверь лязгнула, и Аня сразу же вскочила, стукнувшись головой о верхний ярус кровати. Из глаз посыпались искры. Потирая ушибленную макушку, она пропустила, что ей сказала блондинка-полицейская.

– Три часа, – повторила та. – Выходите.

Морщась от боли и продолжая потирать шишку, Аня подхватила пакет с вещами и посеменила к выходу. Блондинка наблюдала за ней с улыбкой. Аня вышла в коридор, и полицейская замкнула дверь. “Эта дверь закрывается за мной в последний раз”, – подумала Аня.