Денис Драгунский - Третье лицо [калибрятина]

– Цель? – перебил профессор, пожав плечами. – Я думаю, все же средство. Отточить свои знания, войти в круг лучших специалистов.

– Да, да, да! Я именно это и хотел сказать!

– Понимаю. Нет. Я не подпишу. – Он отодвинул от себя бумагу, сел в кресло поглубже, скрестил руки на груди. – Знаете почему? Лет шесть или семь тому назад ко мне пришел один способный молодой человек. Тоже, как вы, аспирант второго года. Его прислал мой хороший товарищ, его научный руководитель. Он, этот парень, тоже хотел поехать в Дартингтон. Способный человек, кстати. Я посмотрел его работы. Очень способный. В нем была перспектива. Я с удовольствием дал ему рекомендацию. Мало того! Я написал ректору Дартингтона, мы с ним в свое время вместе заседали в одной, как говорится, смешанной комиссии… Ну, не суть. В общем, он получил стажировку. Провел там полгода, как положено. Вернулся. Защитился. Все были рады и счастливы, и я особенно. А потом…

Профессор замолчал.

– А что потом? – осторожно спросил аспирант.

– А потом у него умерла бабушка. Она была известная оперная певица, дочь какой-то совсем уже легендарной певицы. Он оказался наследником ее громадной квартиры на улице Неждановой, ныне Брюсов переулок. Знаете, где это?

– Нет, не знаю.

– Ну и не надо, – сказал профессор. – Так вот. Он продал бабушкины хоромы за какие-то сумасшедшие деньги, купил три вполне приличных квартиры, сдал их в аренду, а сам поселился на Бали. Ах, как хорошо на Бали! Сидеть в шезлонге на пороге своего бунгало, смотреть на морскую гладь и ничем более не заниматься. Разве что послеживать, чтобы арендаторы вовремя переводили деньги.

– Кошмар! – сказал аспирант. – Он просто предатель.

– Зачем столько пафоса? – усмехнулся профессор. – Просто идиот, тупой потребитель. А ведь был блестящий молодой ученый. Господи, какая тоска!

– Тоска, – согласился аспирант.

– Вот, – сказал профессор.

– Да, но я тут при чем? У меня нет никакой бабушки с квартирой.

– Мало ли, – сказал профессор. – А вдруг вы женитесь на богатенькой? На дочке олигарха… Или вас вдруг снимут в сериале, и вы станете звездой? Нет, нет и нет.

– Я вам клянусь! Клянусь!

– Бог мой, в чем вы клянетесь?

– Клянусь, что я не брошу науку. Никогда. Ни за что.

– Прекрасно. Ну а чем вы клянетесь?

– Жизнью! – И аспирант решительно подвинул рекомендацию по столу поближе к профессору.

– Ладно, – сказал профессор. – Оставьте ваши бумаги, я подумаю. Рекомендацию слегка подредактирую, а то как-то несколько суконно получилось… Ничего. Так всегда выходит, когда пишешь сам о себе. Вы же сами все это написали?

Профессор улыбнулся дружелюбно и ласково.

Аспирант перевел дух и улыбнулся ему в ответ.

– Вот и договорились. За бумагой зайдете завтра. Я вам верю. Вы меня убедили. Считайте, что Дартингтон у вас в кармане. Ректору я позвоню прямо сегодня вечером, из дому.

– Спасибо!

– Да ради бога, – вздохнул профессор и чуть нагнулся через стол. – А вот тот парень, ну, который внук певицы, этакий рантье, живет на Бали, звали его Гапонов Серафим, редкое такое имя… Он уже не живет на сказочном острове Бали. Нет! Не сидит в шезлонге и не пялится на морскую гладь… Ничего подобного!

– Да? А почему?

– Я его убил, – прошептал профессор. – Не сам, разумеется. Нанял местных. Перерезали глотку и пустили кормить рыбок. Ночью, во время купания. Я проследил, чтоб без обмана. Можете идти в полицию. Дело закрыто, а я всегда смогу отшутиться.

Аспирант помолчал, а потом спросил:

– Вы мне сказали правду?

– Клянусь жизнью, – сказал профессор.

– Тогда я вам тоже скажу правду, – вдруг посерьезнел аспирант.

– Слушаю вас внимательно.

– Если честно, профессор, я уже давно хочу заняться бизнесом. У моей девушки небольшой такой маникюрный салон. Элегия

позвони мне, позвони

Была у меня одна подруга юности, Лена ее звали. Мы с ней недолго продружили, мы очень скоро расстались, но без ссор и кошмаров. Просто и почти незаметно. Как две веточки по лесному ручью плывут, вот течение их сбило вместе, и вот они движутся, зацепившись друг за дружку, а потом вдруг то ли водоворот, то ли какой-то камешек или коряга и – раз! – расцепились, одна задержалась, воткнулась в осоку, а другая, вертясь, поплыла дальше…

Но через много лет мы случайно повстречались, поговорили, обменялись телефонами. Непонятно зачем.

Вышло так, что довольно скоро я позвонил ей. Мне нужен был перевод с одного очень редкого языка, а она как раз его знала, это была ее специальность.

Набрал номер. Подошла какая-то старушка. Из предыдущего разговора с Леной я знал, что она все еще живет с мамой, и даже запомнил, как маму зовут. Поэтому я сказал:

– Добрый вечер, Наталья Васильевна. Позовите Лену, пожалуйста.

– Это Сережа? – спросила ее мама.

– Нет, – сказал я и назвал себя.

Она позвала Лену, я задал свой вопрос, получил ответ, спасибо-спасибо, пожалуйста, ради бога, звони, если что, вот и все.

Потом мне еще раз понадобилась ее консультация.

Снова звоню. Снова мама.

– Добрый вечер!

– Это Сережа?

– Нет, нет, Наталья Васильевна. Будьте любезны, Лену.

И вот так еще раза три.

Я рассказал Лене, что ее мама упорно называет меня Сережей.

– Ах ты господи! – грустно засмеялась Лена. – Это мой бывший любовник, мама его в глаза не видела, просто я ей говорила, что есть у меня такой Сережа. Он довольно пошло бросил меня много лет назад, я уж и забыла о нем, а мама все ждет, когда он позвонит и попросит у меня прощения.

Автограф

сцены из жизни элиты

Мой приятель рассказывал:

– Дело было в начале 1990-х, и случилось мне попасть в один ну очень эксклюзивный клуб. Впрочем, тогда других и не было: либо кабаки для красных пиджаков, либо что-то уж совсем неприлично утонченное. С антикварной мебелью, официантами во фраках, мраморными каминами, персидскими коврами, и от всего этого шел жгучий запах позавчера проданных цистерн нефти, платформ с мочевиной и денег, быстрых и опасных.

– Ах ты, художник слова! – я усмехнулся.

– Извини, – засмеялся он в ответ. – Но этот запах, наверное, чуял только я, потому что все было ну очень элегантно и бонтонно. Но не о том речь. А речь о том, что я попал на презентацию новой книги какой-то поэтессы. Имя услышал в первый раз. Книга была напечатана роскошно. Стихи – она их читала вслух – сочетание философской зауми с рискованной эротикой при общей гладкости и ремесленной, я бы сказал, умелости. Презентация была ну очень элитарная. Десять человек, исключая автора, в смысле авторессу. Приятная дама лет тридцати. Я в этой компании был самым, честно скажу, скромным и незаметным. Потому что там было два главных редактора, три знаменитых режиссера, четыре политика и я, мало кому известный писатель.