Денис Драгунский - Третье лицо

рыцарский роман

Евгений Сергеевич вдруг узнал, что о нем прошел слух как о порядочном человеке. Хотя на самом деле он был, конечно, сволочью. Но не каким-то особым подлецом и гадом, чтоб людей жрал заживо и без соли. Нет, конечно. Он был обыкновенной руководящей сволочью среднего звена, которые встречаются и в администрациях разного рода, и в бизнесе, и в искусстве, и, конечно, в науке — где он и подвизался. Несколько сломанных научных судеб, десятки зарубленных проектов, сотни шлагбаумов на пути молодых карьер, а уж срезанных зарплат и заваленных диссертаций — вообще без счету. Евгений Сергеевич все это о себе прекрасно знал, и тем забавнее было ему услышать от своей секретарши Марго Степановны, что вот, дескать, некая полуиностранная дама — русская, но живет на Западе — в каком-то бурном споре назвала его не только блестящим специалистом, но и глубоко порядочным, благородным человеком. Настоящим рыцарем.

— Кто это, Маргоша? — спросил он, поморщившись.

— Смешная фамилия, — ответила та. — Что-то про уши. Забыла.

Марго Степановне было уже шестьдесят два года, но Евгений Сергеевич не гнал ее на пенсию, потому что она знала всё-всё-всё. И всех-всех-всех.

— Алоиз подкрался незаметно… — хмыкнул он. — Ничего! У меня та же петрушка. Полминуты не мог вспомнить, как отчество у Павлодарского.

— Перестань! — Она взмахнула рукой. — Сейчас. Что-то такое… То ли Лопоухова, то ли Вислоухина.

— Хе! И на лице вселенская скорбь, как у бассета, который конфету клянчит? И ноги такие же?

— Какие? — рассеянно спросила Марго Степановна, не отрывая глаз от компьютера и продолжая щелкать мышью.

— Как у бассета, — объяснил он.

— Нет! — сказала она, подняв на него глаза в тонких очках на толстом носу. — Совсем нет. Очень даже из себя ой.

— Угу, — кивнул Евгений Сергеевич, прошел в свой кабинет, сел за стол, открыл почту и вдруг вспомнил.

Он вспомнил, как несколько или чуть больше лет назад он, недавно назначенный главным редактором главного профильного журнала, выходил после конференции на теплую и нарядную июньскую улицу. Выходил из гостиницы — организаторы сняли конференц-зал аж в «Мариотте» на Тверской.

Уже на крыльце, в маленьком портике, мощенном рубленой гранитной плиткой, к нему вдруг подошла незнакомая молодая женщина. Не просто подошла, а заступила ему дорогу.

— Здравствуйте, Евгений Сергеевич! — то ли очень вежливо, то ли, наоборот, слишком просто сказала она.

Он не смог сразу понять, что это — робость или напор. Поэтому буркнул:

— Добрый день. Чем могу?

— Я вас поздравляю, вы ведь теперь наш главный редактор! — сказала она, улыбаясь крупным, чуть подкрашенным ртом, полным белых, матово-блестящих зубов. — А я когда-то ходила к вам на лекции. И на семинаре вы мне пятерку поставили.

— Очень приятно. Простите, позабыл. С кем имею честь?

— Лена Востроухова. Я теперь соискательница у Анциферова.

— Остроухова? — переспросил Евгений Сергеевич.

— Во! — поправила она. — Во строухова. «Держи ухо востро!»

— Серьезное начало! — совершенно серьезно сказал он, внутренне усмехнулся и быстро оглядел ее с головы до ног.

Она была очень хороша. Большеглазая, с красивым носом, высокими бровями. Крупная, коротко стриженная. Волосы черные-черные — наверное, крашеная. Потому что совсем белотелая: был теплый июнь, и она была в недлинном темно-фиолетовом платье без рукавов, но в непременных колготках и лаковых туфлях. Размер, наверное, тридцать девятый, но ведь и рост метр семьдесят пять самое маленькое. Ноги были сильные, стройные, круглые и тоже матово-блестящие, прямо как зубы. Евгений Сергеевич внутренне поежился: какая ловкая. Одета безупречно формально, но выглядит до неприличия соблазнительно.

— Я хотела с вами поговорить, — сказала она.

— Я вас слушаю, — вздохнул он.

— Вы к метро?

— Я к метро.

Она рассказала, что занимается Швецией. Конкретно — политическими партиями. Пересказала свою диссертацию. Видно было, что интересуется, неглупая и, наверное, прилежная. Говорит складно. Вероятно, и пишет неплохо. Тем временем дошли до «Пушкинской».

— Ну, успехов, — сказал он.

Они остановились у самой лестницы, которая вела вниз.

— Евгений Сергеевич, — заговорила она, глядя ему прямо в глаза, — возьмите меня в соавторы. Пожалуйста! Я хорошо работаю. Правда. Вы не пожалеете!

И она чуть шевельнула пальцем, как будто желая прикоснуться к пуговице его пиджака, но тут же отдернула руку, сжала кулак и опустила взгляд.

Вот тут он все понял.

Он понял, что это Анциферов копает.

В прошлом году Евгений Сергеевич зарубил членкорство Грибоварову, над которым Анциферов уже пять лет держит руки домиком. И вот теперь — такая изощренная месть. Вернее, месть простая и эффективная. «Мы не будем интриговать, чтоб тебя уволили, не будем рубить твоих аспирантов-докторантов, это мелко и глупо! — Евгений Сергеевич словно бы залез в голову Анциферова и слышал его мысли. — Ты трахнешь мою соискательницу за публикацию статьи в своем журнале. Даже не трахнешь, а просто полезешь обнимать- целовать. Этого хватит. А мы тебя выполощем в дерьме на всю страну и на зарубеж тоже. Смотри, какая девочка! Ну, вперед! Пиль!»

— Хорошо, — сказал Евгений Сергеевич. — Давайте отбросим всю странность ситуации и рассмотрим дело по существу. Вы специалист по шведской политике, а я — по итальянской, испанской и отчасти греческой. По средиземноморской. Так? Так. Вы по своим интересам, можно сказать, северянка, а я — южанин. «О, Север есть Север, а Юг есть Юг, и вместе им не сойтись». Вот такой, извините, Киплинг.

— Но вы же вели семинары по общим проблемам политологии! — Она не отставала.

— Нет, нет, нет. — Он оперся рукой о парапет подземного перехода. — Что я могу об этом написать?

— Я уже все написала, — сказала она.

— Господи! — Он отнял руку от полированного гранита, отряхнул ладонь. Получилось демонстративно брезгливо. — Вы что? Чтоб я подписал чужую работу? И напечатал ее в своем журнале? Вам что, к защите срочно нужна публикация?

Она молча кивнула.

— Хорошо, — согласился он. — Покажите мне вашу статью. Я подумаю. Пришлите на мой мейл. — И протянул ей визитку.

— Я лучше ее привезу в бумаге, — сказала она, глядя ему в глаза. — Домой. Можно?

— Отчего ж нельзя? — сказал он.

Ему было даже весело.

За минуту до ее прихода он приспособил свой айфон на книжной полке и включил видеозапись.

Она была одета все в том же убийственном стиле: так строго, что ни к чему не придерешься, но любой мужик с ума бы сошел.