Денис Драгунский - Третье лицо [калибрятина]

Он замолчал ненадолго.

– Ну и? – поторопила она.

– Да! Так вот. Я был тогда, как ты уже поняла, начальником учреждения. И приговоры по Москве и почти по всей России до Волги, включая Самару, но исключая Казань, исполнялись у нас. Исполнитель у нас был один, лейтенант… Неважно, как фамилия. Его уже и на свете нет. Короче, один раз он захворал. Причем серьезно, надолго – желудок, операция. Потом от этого и помер. Вот. А вместо него никто не хочет. Такие нежные, страшное дело. Я, знаешь ли, уже сам собрался было, но мне один старичок сказал: нельзя. Начальник не может расстреливать.

– Почему? – удивилась дочь.

– Не знаю! – Подполковник пожал плечами. – Плохая примета. Заключенные не будут уважать. Но давай дальше. А у нас сидел приговоренный один маньяк, насильник и просто зверь. И вот где-то в гостях зашел разговор об этом деле. Ну и конечно, споры о смертной казни, ее как раз недавно восстановили. Доводы за и против известные, что тут повторять. Вдруг один мужик говорит: «Я, разумеется, против. Решительно против! Это была ошибка – снова вводить смертную казнь. Но вот этого нелюдя я бы сам лично расстрелял! Вот своей рукой!»

Вышли мы потом на улицу, а я ему тихонько говорю: «Слушай, добрый человек, а может, ты его и расстреляешь? Лично? Своей рукой? А то у нас исполнитель заболел, а остальные какие-то нежные… А?» В общем, взял я его на слабо́.

Ничего так сработал. В камере. В лоб.

А потом вдруг он мне звонит и говорит, что есть разговор, надо повидаться. Так и есть! «Не надо ли еще?» Глазки сверкают. Скулы дрожат. Понравилось! Я говорю: «Посмотрим, подумаем».

Короче, я решил так. Никто из наших в исполнители не хочет. То ли в Бога веруют, то ли нежные такие, не знаю. Да и какая мне разница почему? Дело добровольное. Но у меня очередь уже в восемь человек, и еще, я знаю, идут суды, и не сегодня-завтра еще пришлют. Не сразу, конечно. Сначала апелляция, потом прошение… но все равно они мои. Никуда я от них не денусь.

Выход, выход, где же выход? Выход один: аутсорсинг!

– Чего? – Дочь даже присвистнула.

– А чего? – ухмыльнулся подполковник. – Электриков можно на аутсорсинг? Уборщиков? Сантехников? Поваров, наконец? А почему нельзя исполнителя? Все оформили как положено.

– Сколько же вы платили исполнителю?

– По ведомости – сущие копейки. Пять тысяч до налогов.

– И что? – поморщилась она. – Я понимаю, тот первый, который хотел «своими руками», он был какой-то шиз. Или у него маньяк ребенка убил.

– Никто никого у него не убил, – сказал подполковник. – Это у него чистые эмоции взыграли. А насчет шизов… Кто не шизы? Все кругом шизы!

– Погоди! – Она не отставала. – Так что, находились люди, которые согласны были за пять тысяч убить человека?

Подполковник вытащил из кармана большой свежий носовой платок, промокнул глаза. Отвернулся к окну.

– Папа, ты что?

– Доченька моя! – Он спрятал платок в карман, взял дочкины руки и поцеловал их, сначала одну, потом другую. – Доченька моя милая, какая же ты добрая и хорошая… По ведомости – пять тысяч. А так-то они сами платили! – Он сверкнул глазами. – Мне! В смысле, фирме. Миллионы, если в рублях! За несравненное удовольствие безнаказанно загнать человеку пулю в лоб! Поняла? У нас там даже аукцион сам собой образовался. Кто больше! Тук-тук-тук – продано! Самая большая цена была, кажется, сто сорок три лимона. Примерно два миллиона долларов. А смертные приговоры всё выносились, всё выносились… Ты знаешь, мне в какой-то момент показалось, что кто-то даже, как бы тебе сказать, не то чтобы платит судьям, фу, это невозможно, нет! Но как-то их стимулирует, что ли… Чтобы побольше, так сказать, мишеней… Когда я об этом подумал, у меня прямо мороз по коже!

Потом это кончилось очень смешно. И печально. Веду я по коридору очередного такого «аутсорсера» – можно так сказать? А?

– Можно, – кивнула дочь. – И что?

– Веду я такого, значит, исполнителя-аутсорсера, он, как положено, в форме, и вдруг в коридоре учреждения ему навстречу наш замминистра! Инспекция какая-то. Идет группа, а во главе наш замминистра. И он вдруг: «Матвей Максимыч? Это ты? Что ты тут у нас делаешь? Ты что, младший лейтенант? Что за хрень?»

А этот Матвей Максимыч – довольно крупная фигура в бизнесе. Плюс его жена, известная благотворительница, – крестная мама дочери этого замминистра. Страшное дело! Скандал! Кошмар! Бедняга Матвей Максимыч так перепугался, что со страху всадил две пули замминистру в грудь. Но его тут же охранники застрелили. Тут мы быстренько фирму закрыли. Меня сначала на бумажную работу в аппарат, а потом на пенсию. Судебный процесс никому не нужен был: такие фигуры! Страшное дело!

* * *

– Готовый сценарий, – сказала дочь.

– Выброси из головы, – махнул рукой подполковник. – Никто его не снимет.

– Это еще почему?

– По двум причинам. Первое – цензура. Я, конечно, за свободу творчества, но я бы на месте начальства запретил: надо же край знать! Зачем людям смотреть такие мерзости? Ужас! Надо что-то доброе, светлое, нежное. Утешительное. Например, про любовь двух пожилых людей. Которые приехали на дачу, а дочка старика недовольна. Лирическая комедия.

– Перестань! – отмахнулась она и спросила: – А вторая причина?

– Вторая причина грустнее, – сказал подполковник. – У меня деньги почти кончились. Все эти сотни лимонов – увы! Иссякли.

– При чем тут? – Она не поняла.

– Доченька, – покаянно сказал он, – я отмывал деньги через тебя. Все твои грандиозные гонорары оплачены мной в полтора раза. Если тебе за какой-то потрясающий сериал продюсер платил двадцать миллионов, то только лишь потому, что я ему заносил тридцать. Арифметика ясна? Извини, но какой ты сценарист, если честно? Ни ВГИКа, ни Высших курсов. Ходила на какие-то левые семинары. За тебя всё дописывали, опять же за мои деньги.

– Зачем?! – закричала она.

– Затем, чтоб у моей дочери был высокий легальный доход. Чтоб она построила хорошую дачу в хорошем месте и чтоб там жил ее старенький папа-пенсионер.

– Врешь! – сказала она.

– Пойди сама проверь. Напиши сценарий, отнеси куда хочешь и жди ответа.

Она замолчала.

– И еще, – сухо сказал он. – Надеюсь, ты поняла, что твои слова «все здесь куплено на мои деньги» – это некоторая бестактность? Разве нет?

– Ну и что же мне теперь делать? – спросила она неожиданно осипшим голосом.

Подполковник встал, вышел из комнаты и скоро вернулся, держа в руках пистолет. Положил на диван рядом с нею.

– Зачем? – покосилась она.

– Либо застрелить меня, либо застрелиться самой. Не бойся. Смертную казнь в прошлом году снова отменили, а церковь недавно разрешила отпевать самоубийц. Так что решай.

– Я подумаю минут пять.

– Хорошо. – Он встал, достал из кармана пачку сигарет. – А я пока пойду покурю на террасе.