Юрий Щекочихин - Армия жизни

— Ну?

— «Жизнь моя такси». Как это, мол? Что вы имеете в виду? На что вы намекаете? Это что, значит, у нас за все надо платить?.. И вот на такую ерунду приходится тратить нервы и силы. Лучше уж тогда собраться неофициально…

Илья.Если КСП воспринимается с недоверием, то что уж говорить о других группах… От них или убегают, или с ними бесполезно борются только из-за одного принципа: а как бы чего не вышло…

Сергей.Я уверен, если бы не боролись так с волосатыми, то и не шли бы в хиппи лишь из-за романтики, глупой, несерьезной…

Рифат.Мое мнение такое (говорю как педагог, я закончил педагогический институт): все движения, все группировки, все течения, которые не противоречат нашим законам и взглядам, надо разрешить. Не разгонять их, а направлять в правильное русло. И главное — чтобы ими руководили их собственные неформальные лидеры.

Илья.Я по-другому представлял Рифата…

Рифат.И каким, интересно?

Илья.О фанатах сложилось плохое мнение, и тебя я представлял красно-белым. А сейчас впервые узнал, что вы, оказывается, пытались организоваться с помощью комсомола. Жалко, что не получилось.

— Ну а что бы изменилось, если бы удалось создать клуб фанатов?

— Члены молодежных групп, как правило, люди активные, желающие каких-то действий. Человек-потребитель — это консерватор. Конечно, с созидателями тяжелее — вон сколько хлопот на свою голову. Но в конце концов такие люди нам нужны сегодня!

Маша.Давайте к неформальным организациям относиться неформально. У каждой группы существуют отрицательные черты. Но это отрицательное можно избежать пониманием: поверить, помочь.

Вопрос ко всем ребятам.

— Для вас сегодня взрослые — все на одно лицо? Или вы чувствуете борьбу мнений, с одной стороны, скажем, догматизм, с другой — перестройка?

Маша. Конечно, чувствуем.

Виталий.Замечаем…

И еще две цитаты из стенограммы.

А. Левиков.Одна из проблем, по-моему, состоит в том, что мы не должны валить в кучу все молодежные группы, а различать их оттенки и, различая, понимать, что же они хотят. Но точно так же и вы, ребята, не должны относиться к обществу как к чему-то единообразному. Разве общество не меняется? Разве в нашей жизни все происходит так, как происходило вчера?

И. Кон.То, что я сегодня услышал, вполне вписывается в те теоретические представления, которые есть у меня. Во всяком обществе — а наше общество не такое простое — существует довольно много различных субкультур, в том числе и у молодежи их тоже много. Часто эти субкультуры не имеют и не находят выхода, отсюда те болезненные явления, о которых сегодня было немало сказано. Дело, может быть, в том, что всем нам не хватает терпимости. Понять и услышать — как же без этого? Ну что же, будем думать.

Когда мы закончили, уже давно был вечер, давно опустела редакция. Все вместе мы вышли на улицу — погода, помню, была замечательная. На перекрестке остановились, то ли прощаясь друг с другом, то ли готовые еще и еще спорить, искать ответы, разбираться…

Редкие в этот час прохожие бросали на нас подозрительные взгляды: борода и длинные волосы Виталия их настораживали? Необычный значок на куртке у Ильи?

Плыл вечер над Москвой. Мы прощались, понимая, как нужно сегодня учиться и договаривать, и слушать.

Мне почти 40. Я, конечно, не рассказываю своим детям, за что боролся в возрасте молодых людей, участвовавших во встрече под стенограмму. Но воспоминания двадцатилетней давности маячат передо мной.

В те годы я учился в медицинском институте, и у нас образовалась группа из наиболее активных ребят. Мы ставили перед собой задачу не больше не меньше, как реализация на деле целей и задач, поставленных в Программе КПСС. Мы, как и Илья, мечтали «прорасти в коммунистическое далеко». Намечали конкретные планы морального и социального влияния на своих сверстников. Идеи были простыми: если Оуэн в капиталистическом окружении смог в очень далекие времена устроить жизнь в своей общине на социалистический манер, то что нам мешает при социализме организовываться на коммунистический манер. Мы перечитали Маркса, Энгельса, Ленина. Начались бесконечные разговоры на лестничной площадке института, которая и стала местом сбора для нашей неформальной группы. Мы на свой страх и риск, не имея, конечно, представления о методах социологических исследований, начали искать формы переустройства нашей общественной институтской жизни. А потом наш парень Леня Решке вынес результаты этих исследований на общеинститутское собрание. Это был шок и взрыв.

Но еще больший шок произошел тогда, когда мы выпустили свою стенгазету, которую и вывесили на лестнице.

Кончилось все печально. И хотя никого не смогли отчислить из института — все учились хорошо! — неприятностей было немало. Что это, мол, такое, прорасти в будущее? Что это, не так, как все?

С нами была проведена «идеологическая работа» — разбирательства шли за закрытыми дверями. Раздувались слухи, появлялись нелепые предположения. Все мы были поставлены перед нравственным выбором: или признать свои ошибки, или доказывать свою правоту.

Мы проиграли. Насзаставили проиграть.

Да, мы стали носить джинсы и бороды, но с этого момента в жизни появились какие-то тоскливые нотки. Больше уже никто не спорил о социальной роли медицины в обществе.

Потом мы закончили институт, разъехались, женились, стали думать о хлебе насущном. Жили, работали, не зная, как определить нашу жизнь. Начался застой. Потом — XXVII съезд партии. Суровые требования отказаться от нытья. Перестать ссылаться на прошлое. Перестраиваться.

Но мне не дает покоя та старая институтская история. Тот всплеск нашей юношеской энергии, которого тогда на всякий случай испугались.

Не оттого-то и был у нас в обществе такой длительный застой?

Моя личная жизнь сложилась так же, как и у большинства моих сверстников. Мне самому роптать особенно не на что. Но хотелось бы увидеть реальное обновление нашей общественной жизни, чтобы те, кто войдет в XXI век тридцати-сорокалетними, могли гордо сказать, что социальные изменения общества, его демократизация, его обновление, его моральный климат достигнуты их прямым участием.

Я принципиально никогда не пишу в редакции. Но я отец четверых детей. И уже с этой позиции обязан вспомнить то, что было с нами, и что у нас не получилось.

В. Косарицкий, Мурманская область

1.

Как мы познакомились?

Еще была зима, дети шастали по сугробам вокруг редакции.

Он позвонил и спросил: «Как вы относитесь к „металлу"?»

Я расценил вопрос как предложение встретиться. И объяснил, как доехать.