Юрий Щекочихин - Армия жизни

Они появились тогда, когда волна футбольного фанатизма, так озадачившая всех несколько лет назад, не успела схлынуть. Еще кипели страсти вокруг стадионов, но уже поверх надписей на заборах «„Спартак" — чемпион» новые подростки выводили новые слова «тяжелый металл» (чаще по-английски). И вместо воевавших друг с другом поклонников разных спортивных клубов вырастали другие команды-союзники, точно так же, как и футбольные фанаты, отстаивающие символы (мало понятные для взрослого), но уже из иного ряда, не спортивного, а музыкального: «металлисты» — любители жесткого направления в рок-музыке против поклонников более спокойной «новой волны», «ротаристки» против «пугачисток» и т. д., и т. п.

Но как бы ни меняло время декорации в уличных подростковых спектаклях, шла одна и та же пьеса, которую все мы, кто с любопытством, кто с негодованием, кто с сочувствием, наблюдали.

Действие пьесы, если кратко передать ее сюжет, заключалось в том, что подростки ищут нечто, придающее жизни вкус, некую краску, чтобы разбавить серый цвет, но почему-то находят постоянно тот или иной суррогат. Объединились, чтобы скандировать на стадионе, рыскали в поисках какой-нибудь галантерейно-трикотажной ерунды, чтобы оказаться на одно лицо с сотней своих ровесников, лепетали какой-то вздор, принимая его за величайшую истину, врубали на полную мощность магнитофоны, чтобы оглушающей музыкой с непонятными словами соединить свое человечество, высмеивая символы взрослого пристойного существования, находили свои собственные, еще более смешные…

Так, по крайней мере, для многих выглядели они со стороны, и когда «фанатели», и когда «балдели», и когда «тусовались». Как из партера, как за стеклом…

Но ведь чего-то они искали? Подавали же они нам всем, обществу, какой-то неразличимый сигнал? И когда мы скандировали, что все у нас в порядке, и когда, опомнившись, поняли, что в порядке у нас, оказывается, не все.

Так, может, они это поняли раньше? Нет, не поняли, а почувствовали? Может, все дело в том времени, в котором вырастали мы и в котором взрослеют они? Может, за их оглушающей музыкой и дурацкими символами — если присмотреться, прислушаться — мы различим и нечто здравое, чего не хватает нам самим?

…Сергей появился в редакции через час. На нем болтались несколько железных штуковин, на лбу вокруг длинных волос была повязана красная ленточка.

2.

— Рассказывай, как ты стал металлистом?

— Сначала я был динамовским фанатом. Надевал синебелый шарф, шел на стадион, фанател… Однажды мы с приятелем крикнули в метро: «„Динамо" — Москва!» и тут началось…

— Что началось? На вас напали «спартаковские» фанаты?

— Нет, откуда-то сверху скатился дяденька милиционер… Нас положили в «уазик» и, обкладывая разными словами, повезли в милицию. Тогда я был наивным, в отделении еще никогда не был… на меня составили бумаги.

— Ты испугался?

— Нет, ждал, что будет. Но вскоре меня опять задержали на матче. Снова милиция: стали писать всякие бумаги: «скандировал», «оскорблял», «нарушал порядок»… Я возмутился: это же неправда! Скандировать — одно, оскорблять — другое. Мне ответили: будешь выступать — получишь по бестолковке. Ну я и…

— Что? Решил, что двух приводов хватит?

— В общем, я решил двинуть из фанатов. На улице увидел каких-то ребят с булавками. Ага, панки. Я был готов после того, что со мной случилось, стать кем угодно, хоть панком. Стал ходить по улицам с булавками и выбритыми висками.

— Просто ходить?

— Да, ходить, чтобы бесить прохожих.

— И получалось?

— На время. Потом и это прошло. Я поступил в институт, но очень скоро разочаровался, пошли неприятности. Крушение всех надежд, из института отчислили… Увидел металлистов. Меня потянуло к ним как к людям, которые могут меня понять.

— Но почему именно к металлистам?

— Мне казалось, что у них есть цель в жизни.

— Цель? Что ты имеешь в виду?

— Мне казалось, что они такие же, как и я. То есть у них такая же неустроенность в жизни… В общем я примкнул.

— А как это происходило?

— Есть такой бар в центре (он назвал одно не очень чистое заведение — Ю.Щ.). Там они и собираются. Я стал там торчать, и постепенно они меня стали узнавать.

— Ты отрастил волосы, повесил цепь…

— Да, я стал таким, каким вы меня видите.

— Как бы ты сам объяснил различия между тобой-фанатом, тобой-панком и тобой-металлистом?

— Отличия чисто внешние, разные увлечения. У меня сегодняшнего — музыка «тяжелого металла».

— У тебя много дисков тяжелого рока?

— В магазине диски практически купить невозможно. У меня есть записи.

— Сергей, я знаю про напряженные отношения металлистов с любителями более мягкого направления в роке, так называемыми «волновиками».

— Я их не люблю.

— Их самих или музыку, которую они предпочитают?

— Музыку «новой волны» может любить только пресыщенный жизнью человек.

— Но «волнисты» тоже хотят отличаться от всех. Это заметно и по тому, как они одеваются — вызывающе модно, и по тому, какие прически носят…

— Но они же хотят отличаться совсем в другом смысле, чем мы. Они считают так: вот у меня все есть, я такой красивый — пусть меня все уважают за это.

…Вопрос — ответ, вопрос — ответ…

В тот зимний день я спросил Сергея, могу ли я записать на диктофон нашу беседу. Он пожал плечами: «Пожалуйста». И потом я несколько раз слушал эту пленку, пытаясь понять этого человека.

Металлист? Диковинный экспонат среди тысяч спокойных ровесников? Дожил до 18, а все в игрушки играет? Там — задержали, здесь — познакомился, туда зашел — что же это за жизнь такая? Что получится из него, уже успевшего бросить институт, а еще не сумевшего…

А чего именно «не сумевшего»? Если отбросить все железки, которыми он сам себя украшает, и удержаться от спора, что лучше — железный рок или Лев Лещенко, если не принимать во внимание мелкие приключения его уличной жизни — то окажется, что перед нами юноша, который учится мыслить категориями сегодняшнего дня, с трезвым взглядом, позицией, с которой можно спорить, но можно и разделить, с чистым, искренним и смелым голосом.

Я думаю, сколько раз за последние годы мы занимались ерундой: боролись с длинными прическами, майками и джинсами, люто топтали молодежных кумиров (вспомним хотя бы постыдные обвинения в адрес «Битлз»!), упорно убеждали друг друга с высоких трибун даже, что мир перевернется, если разрешить дискотеки или легализовать слово «рок», вычеркивали, запрещали, предсказывали немыслимые ужасы, если вдруг разрешим.

То есть вступали в спор, зная заранее, что проиграем. И делали вид, что здесь-то уж мы выиграли! Мы, взрослые, думали, что убедили их в своей правоте. Но они-то, они лишь делали вид, что в нашу правоту поверили.