Юрий Щекочихин - Армия жизни

— Я не люблю говорить о поколении: оно «то» или оно «не то».

— О вашем круге?

— В моем круге это не актуально, хотя уровень достатка у нашего круга совершенно различен — от предельно высокого до низкого.

— А проблема денег стоит остро? Говорите ли вы об этом? Пытаетесь заработать?

— Мы собираемся снимать фильм свой, и, чтобы купить пленку, мы пару раз ходили на «Мосфильм», на массовки.

— Это что-то новое.

— Но я же говорю, что являюсь представителем нетипичной категории.

— А типичная — это какая?

— Все привыкли считать, что для «типичных» главное — тряпки, магнитофоны, гитары, или наоборот, «типичные» — это «Наша передовая молодежь». Типичной как таковой не существует. Все разные. Все — неодинаковые, непохожие. Только издалека все лица на одно лицо.

На улице замечаю стайку ребят. Сквозь шумы и шорохи города различаю их голоса.

И снова, снова все вспоминаю.

Все герои этой истории имеют реальных прототипов — настолько реальных, что каждому из них я могу позвонить или написать письмо и получить письмо в ответ или услышать в телефонной трубке: «Здравствуйте!»

Хотя события, о которых вы узнаете сегодня, случились совсем недавно, для участников они уже далекое прошлое, так как дни нашей юности пролетают как мгновения. Но мгновения эти насыщены, как годы. Мы вырастаем, и нам кажется, что все, что случилось в юности, — пустяки, ерунда, безделицы, канувшие в Лету, — как и не было.

Вот почему эта пьеса — для взрослых.

Вспомним минуты своей юности, чтобы не потерять в памяти то, что потеряться не должно. Ведь наш нажитый житейский опыт часто оказывается продолжением опыта юности, только мы об этом забываем. Забываем, память приходит только в снах, но, проснувшись, мы уже не помним этих снов, как не помним самых горьких и сладостных дней своей юности.

Мы забываем и о том, что юность создала нас такими, какие мы есть, что чаще, чем даже мы думаем, мы повторяем и повторяем, ошибки нашей юности, мы верны высотам своей юности даже тогда, когда нам кажется, что главных высот своих мы достигли много позже.

Жизнь сложится такой, какой она получается сегодня: в пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет, когда вся жизнь еще впереди.

Вот почему эта пьеса — для подростков.

И еще одно обстоятельство заставило меня однажды рассказать эту историю. Скорее одно воспоминание.

Ранняя весна. Вечер. Сижу в гостях у друзей. Вдруг шум за окном, непонятные, крики, топот. Быстро куртку на плечи, в лифт — и вниз на улицу. По тротуару, оттеснив к стенам домов прохожих, идет колонна ребят в красно-белых шапках и такого же цвета шарфах. Впереди — какой-то парень, пятясь, дирижирует красно-белым зонтиком, и в такт взмахам колонна выкрикивает: «Спартак — чемпион», «Спартак — чемпион».

Так я впервые столкнулся с подростками, объединенными друг с другом непонятными для нас, взрослых, символами.

Футбольные фанаты были первыми. Вслед за ними появились другие команды, соединенные иной символикой: у одних были коротко сглаженные виски; другие отличали друг друга булавками, прикрепленными на курточках и джинсах; третьи поражали странной, не очень опрятной одеждой и таинственной поволокой, застилающей взгляд.

Я часто встречался, да и сейчас встречаюсь с ними — то в сумерках бульваров, то при свете дня, в своей редакции. И чем дольше я их знаю, тем больше и больше убеждаюсь: неважно, как сами ребята называют свои команды, какими словами и из каких языков определяют свое положение среди сверстников. Им очень важно, чтобы их заметили, отличили из толпы сверстников.

Но мы часто видим их как единую массу, не отличая одно лицо от другого. И это наше взрослое зрение подводит нас и мешает почувствовать протянутую нам навстречу руку. Чаще всего за помощью.

Вот что мне хотелось сказать перед тем, как начнется эта история.

«Волки»:

Миша, по кличке Арлекино.Андрей, по кличке Чиж.

Упырь.

Лешка.

Безымянные «Волки».

«Шарага»:

Никита Шиманов. Интер. Лена.

Девушка в джинсовом комбинезоне. Одноклассницы и одноклассники Шиманова.

Взрослые:

Отец Чижа.

Мать Арлекино. Мать Лешки.

Майор милиции.

Журналист.

Журналист.Казалось, пора бы выкинуть это из памяти: мало ли с чем сталкивает журналистская профессия. Но, вспоминая сейчас эту историю, я все больше и больше убеждаюсь в том, что рассказать о ней — не прихоть или игра, а общественная необходимость, мой долг, моя обязанность.

Урок — школярское слово, но более точного слова не придумано. Для реальных прототипов эта история стала уроком, и я хочу, чтобы он стал открытым.

История эта началась поздней осенью, когда уже желтые листья покрылись первой изморозью. В тот вечер недалеко от стадиона, затихающего после одного из последних матчей сезона, схлестнулись болельщики двух команд: красно-белых и красно-синих. Первые называли себя «волками», вторые — «конями».

Где-то там, в глубине сцены, и происходит сейчас самое главное: в бликах света, в напряженной суете двигающихся фигур, в репликах, которые доносятся до нас сквозь шум, характерный для подобных происшествий. Голоса: «Вон того длинного держи!», «Бей „коней"!», «Алик, они здесь», «Упырь, без „волков"!», «Больноже, дурак!», «Арлекино, сюда!», «Так его!», «Вперед, „волки"!», «Атас, сзади!», «„Кони", за мной!» Как волны прибоем, выталкиваются из толпы на авансцену и вновь исчезают там, в глубине, наши главные герои. Выскакивает парень в куртке, красно-белом шарфе и такой же шапке. В руках у него — гроздь красно-синих, «вражеских» шапок. Он засовывает их под куртку. Голос из глубины: «Арлекино! Сюда!» Парень быстро исчезает в толпе. Вот выпрыгивает долговязый парень, тоже в нейлоновой куртке, таком же, каку первого, длинном красно-белом шарфе. Это Упырь.

Упырь (глупо улыбается, трогает пальцами зуб). Во врезал! Шатается! Ну, «конь», держись! (Бросается в пекло схватки.)

Еще один появляется тоже в таком же шарфе и шапке, Андрей Чижов — Чиж. Он кружится на месте, как в каком-то танце, делает резкие движения, которые должны обозначать его силу, ловкость и мощь, но не очень-то охотно возвращается туда, где крики, вопли и горячее дыхание дерущихся. Еще двое, пятясь назад, появляются на авансцене. В отличие от трех первых эти парни — в джинсах и аккуратных кожаных куртках; ни шарфов, ни шапок. Один угрюмый и спокойный — Интер, второй, напротив, живой в движениях, быстрый — Никита Шиманов.