Алла Горбунова - Конец света, моя любовь [litres]

– Нет, Гуня, и ты однажды умрешь от того, что не можешь жить без любви. Только ты не будешь знать, от чего ты умираешь. Я так думаю, что все умирают именно от этого, не просто же так вещество изнашивается.

Гуня отошел от Кипы и пошел снова таскать ящики. «Кипу надо убить, – подумал он, – Кипа совсем охуел». Он таскал и таскал ящики, пока вдруг перед глазами его не мелькнула молния, и на какой-то миг он увидел фигуру с надвинутым на лицо капюшоном, и откуда-то с самого дна бездны донесся до него голос, ранящий, строгий и полный глубокой скорби, неповторимо знакомый и режущий сердце: «Мы не можем жить без любви. Мы умираем, Гуня. Что же ты делаешь, Гуня. Мы не можем жить без любви».

«Кто ты, кто ты, – застучало сердце Гуни, – ты ты ты».

– Сука! – заорал Гуня, – сука!

И все прошло.

Трифон Иоганнович Стрюцкий, для всего мира – так, никто, отставной козы барабанщик, в действительности же – подпольный порнограф, смотрит в окно. Помощник его, дебил Вавила, бывший боксер, пьет чай с бубликом. В комнате, отведенной под порностудию, окно единственное, и ничего в него не видно, кроме облаков. В облаках Солнце сияет среди ночи и Луна трижды в день; в облаках растут деревья, и с них капает кровь, и птицы перелетают на другие места; облака извергают рыб и издают ночью голос, неведомый для многих, и женщины рождают чудовищ.

Окно единственное, а квартирка сама на Обводном канале – старая, обмызганная, с высокими потолками. Комната просторная, у стены внушительных размеров кровать с атласным бельем, над кроватью на стене в массивной раме, как старинный портрет, фотография бледной женщины в черном на фоне облаков. В сердце ее воткнуты семь мечей: по три справа и слева, и один внизу. Из стены выступает ржавая перекладина: на ней висят наручники; на ржавом крюке – такой же ржавый пыточный ошейник-фиксатор; на полке – резиновая маска; в шкафу – кожаные ремни и плетки. Стены без обоев, рулоны изоленты, лампа-прожектор, ящики стола, полные веревки…

Порно Тришка (будем так называть героя нашего) снимает не простое, а особое. Тришка снимает на камеру со штативом, одним кадром, без перемены ракурсов, освещение дает лампа-прожектор, а дебил Вавила насилует и убивает. Есть у Тришки своя клиентура: политики, бизнесмены, представители шоу-бизнеса и прочие эстеты. Тришкины видео дорого стоят, распространяются по специальной рассылке, передаются из рук в руки.

Собой Тришка таков: правое его око как утренняя звезда восходящая, а другое как у льва; правая рука его железная, а левая – медная. Весь он плешивый, глаза маленькие, на лбу высыпь проказы. Сырой кровью убийства он поит землю.

Вавила ласкает грудь невзрачной, но ярко накрашенной девушки, играет с ней. И она с ним играет, как с большим дебильным щенком: механически, но честно, стремясь отработать неожиданно большую для нее сумму, которую Тришка заплатил ей за съемку. Не слышит она звука трубы, возвещающей убийство и гибель, и голоса народа многого, как чрезвычайно сильного ветра, как вихрь огня мнимого, несущегося чрез пустыню.

Называла она себя Амандой там, в сети, где Тришка нашел ее фото и телефон, а как настоящее ее имя – Тришка и не спрашивал. Катенька, катенька было ее настоящее имя. Он ей сразу понравился: заказал ей в «Кофе Хаузе» на площади Восстания огромный кофейный коктейль со сливками и сиропом, спрашивал о жизни. Пришел он к ней в овечьей шкуре, а внутри суть волк хищный.

Аманда второй год жила в Питере, сама была родом из Омска, но там у нее никого не осталось, кроме нищей матери, а отец спился давным-давно, когда закрыли завод, где он работал. Приехала Аманда сюда учиться в институт сервиса и экономики, училась с трудом, по ночам работала официанткой, не сдала сессию, отчислилась после первого курса, нашла в газете объявление «работа для девушек» и стала подрабатывать проституткой, чтобы заработать себе на съем комнаты и накопить на платное обучение в университете. Потом решила с конторами никакими не связываться, а сама через интернет искать клиентов, сняла комнату вместе с девушкой, которая тоже проституткой работала, ходила с ней иногда вместе по ночным клубам, влюбилась в клавишника одной малоизвестной группы, потому что у него были длинные волосы и грустные глаза, и группа их играла пошленькие песни про любовь, которые Аманде нравились. Но подойти к нему познакомиться Аманда не могла – она была робкая, тихая девушка по сути своей. Да и не красавица далеко, хотя старалась выглядеть модно и современно, и регулярно ходила в солярий делать себе лицо кирпичного цвета. Но Тришка все про нее понял, и главное – понял, что никто не хватится ее, пропадет она пропадом – и господь с ней.

Так и пропала Аманда-Катенька. Вот она в свете прожектора: лицо ее кирпичное в дешевом тональнике, маленькие грудки, крашеные волосы, ржавый ошейник-фиксатор на щуплой шее. Думает, бедная, о том, как потратит деньги, от Тришки полученные, как к косметологу пойдет, сумку себе купит, да и куртку бы новую надо, а какую именно куртку хочет – даже и не знает Катенька, задумалась…

Делает Тришка Вавиле знак глазами: пора. Хватает Вавила меч из сердца дамы в черном, вонзает меч в сердце Катеньки. Из места, откуда он его вытащил на фотографии, течет струйка крови. Голова Катеньки изумленно запрокидывается набок, глаза ее смотрят в окно, в облака, – как в детстве, когда она падала на землю и мама кричала: «Вставай, сучье вымя!», а Катенька в небо смотрела, и оно кружилось вокруг нее, а вещей всех – домов, магазинов, – не было как будто, а потом Катеньку ставили на ноги и все снова было, и Катенька улыбалась.

Вавила связывает девочку лет тринадцати, бьет ее плеткой. На столе в пеленках спит принесенный ею с собой младенец, к височкам его злодеем Тришкой приложена проспиртованная тряпочка, чтобы он крепче спал. «Ты не девственница?» – вдруг спрашивает Тришка у девочки. «Что? – удивляется она, – дяденька, вы чего – вот же ребенок мой!» «Ну да, конечно», – говорит Тришка сквозь зубы, продолжает снимать.

Вавила ухмыляется: он знает, что больше всего Тришка любит девственниц. Мечта его – чтобы жертвы их сплошь были девственницами, но по техническим причинам это обычно невозможно: девственниц мало стало на земле, все они бляди лет с двенадцати, – так Тришка любит говорить, – а кто девственница – с той не свяжешься, у нее папа-мама, семья благополучная, нам же такие девушки нужны, которых не хватятся, – так Тришка любит говорить.