Дебби Риго - Искренне, безумно, по-королевски

– Нет, спасибо, – отвечаю я.

Когда он поворачивается, чтобы уйти, в голову приходит мысль.

– У вас есть ранние фотографии афроамериканских студентов? – без особой надежды спрашиваю я.

Мы следуем за мужчиной по нескольким проходам, пока не добираемся до справочной стойки.

– Раннюю документацию афроамериканцев можно найти здесь в хронологическом порядке с момента основания университета в 1833 году, – говорит он, указывая на синюю книгу.

– Благодарю!

Мне не потребовалось много времени на поиски, хотя я даже не следую логическому методу. Проницательность и чистое любопытство ведут меня к переплету с надписью «Часы».

Вот они – Часы с реальным циферблатом. Они ничем не отличаются от нынешних, за исключением причудливых кованых римских цифр. Под часами с табличкой с надписью «Время перемен» стоят четверо афроамериканских студентов – три парня и одна девушка.

– Это невероятно, – шепчет Оуэн.

– Подожди, я поближе посмотрю.

– О, я вновь удосужусь этого зрелища! Спасибо, Зора. – Оуэн улыбается.

Подношу изображение к глазам, потому что желаю детально все разглядеть. Хочу мысленно отсканировать и запечатлеть фотографию в голове. Взгляд на четыре привлекательных лица – точеные углы, смягченные округлыми изгибами; стиль одежды и табличку, которую они держат. Особенно табличку. На белом фоне нанесены черные заглавные буквы. Каждая рука касается одной ее части. Они разделяют смысл сообщения.

Фотография, как и большинство снимков в архивах, находится в прозрачной защитной оболочке. Прикосновение не допускается независимо от того, как сильно я хочу пробежаться по нему пальцами. Переворачиваю фотографию и с нетерпением жду возможности увидеть рукописные заметки на оборотной стороне. Нахожусь в полном изумлении. Фотография сделана в 1886 году – в эпоху реконструкции!

– Это удивительно. – Оуэн говорит то, что у меня не получается, – я потеряла дар речи. – С тобой все в порядке? – спрашивает он и кладет руку мне на спину.

Глубоко вздыхаю.

– Для меня это много значит – столкнуться лицом к лицу с молодыми первопроходцами-афроамериканцами, которые пережили последствия рабства. Это яркий пример жизнеспособности и решимости нашего народа. И он прямо здесь, в моих руках. Чувствую себя так, будто нашла сундук с золотом.

Оуэн потирает спину и медленно кивает.

– Представь, как станут гордиться дети из твоей программы, когда увидят это фото, – говорит он.

Я взбудоражена этой мыслью.

Тогда я достаю телефон, делаю снимки фотографии под каждым ракурсом, а затем выхожу.

Мы вновь очутились на улице, окутанные летней влажностью. Оуэн проводил меня в библиотеку, где планирую позаниматься.

– Зора, я надеялся пригласить тебя на ужин, но планы изменились.

О. Интересно, эти планы каким-то образом связаны с Келси?

– В свете недавнего репортажа и всего, что произошло на смотровой площадке, служба безопасности советует какое-то время не появляться на публике.

– Понимаю. – Приходится тщательно скрывать разочарование.

Тем не менее я благодарна, что мы можем тусоваться в кампусе. Мы заходим в библиотеку, и Оуэн садится вместе со мной за стол. Начинаю копаться в сумке.

– Я оставлю тебя заниматься, но если это не слишком неудобно, я бы хотел пригласить тебя на ужин к себе домой.

Ого!

– Это такая сложная схема, чтобы заставить меня прийти? – спрашиваю с дразнящей улыбкой.

Оуэн старательно пытается скрыть улыбку.

– Мы будем не одни. Колин будет в соседней комнате. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной или смущенной, и пойму, если ты…

Оуэн явно нервничает, однако это приятно видеть.

– Все в порядке, – смеюсь я. – Спасибо за приглашение. Когда ты планируешь ужин?

– Знаю, у тебя в пятницу торжество, а у меня – скучное королевское мероприятие. – Он гримасничает. – Может, в субботу?

Стараюсь не вспоминать о торжественном пятничном вечере. Теперь и от мыслей о субботе в животе будут бабочки порхать.

– Договорились, – соглашаюсь я, стараясь не выказывать большую радость.

Только когда Оуэн выдыхает, мне приходит в голову, что он задержал дыхание в ожидании моего ответа.

– Можно, я тебя заберу? – спрашивает он. – Ты будешь дома?

– Да. Я планировала остаться дома и позаниматься.

– А что так? Тебя в последнее время что-то отвлекает? – спрашивает Оуэн, возвращаясь к игривости.

– Не что-то, а кто-то, – поддразниваю я.

Он ухмыляется, но в то же время улыбается глазами. Я смотрю на него, вспоминая, как в прошлый раз он был близок к поцелую.

– Что? – спрашивает он, явно улавливая бессловесное послание в моем выражении.

Мое лицо всегда меня выдает. Хотела бы я, чтобы оно перестало быть настолько прозрачным.

– О, ничего, – одновременно говорим мы, но голос Оуэна звучит высоко и с американским акцентом.

Я начинаю смеяться и бросаю в него скомканный клочок бумаги. Жаль, что Оуэн уворачивается, и шарик из бумаги пролетает мимо его лица.

– Она была здесь всего секунду назад, а теперь исчезла! – восклицаю я.

Хочу плакать. С каких пор в комоде не хватает места? И почему лак на ногтях уже облупился?

Наступил вечер торжества. Но свою речь я никак не могу отыскать.

– Не переживай, мы ее найдем. Не могла же твоя речь просто взять и уйти? – успокаивает мама.

Одетая в красивое коктейльное платье черного цвета, она роется в беспорядке на моей кровати. Мама встряхивает влажное полотенце, заглядывает под два выложенных мною платья. Я вижу, что она взволнована – лоб заметно блестит. Она хватает лист бумаги на моей кровати и начинает обмахиваться.

– Нашлась! Моя речь! – Я указываю на ее временный веер. – Ты ее нашла!

– Это? – Она перестает обмахиваться и протягивает листок.

Плюхнувшись на кровать, мама обувает туфли.

Я прячу речь в потайном кармане. Платья с карманами – самые странные. Светло-фиолетовый безрукавный наряд имеет вырез «лодочкой» и немного расклешен в бедрах, но сужается в подоле над коленом.

– Все пройдет замечательно. Папа будет хорошо себя вести, и тебе понравится вечер в независимости от того, получишь ты награду или нет, – говорит мама.

Я киваю и в последний раз смотрю в хлипкое зеркало.

Сглаживаю юбку платья, еще раз проверяю правый карман на наличие речи, а в левом ищу губную помаду. Все на месте.

– Ну что, Зора? Ты готова? – спрашивает Джон из дверного проема.

Чувствую его беспокойство. Будучи самым новым членом семьи, Джон отходит на второй план, когда мы жаждем пространства, и появляется, когда нам больше всего нужна помощь. Он перерыл весь дом в поисках моей речи.

– Да, думаю, готова, – отвечаю я.

Мои опасения по поводу поведения папы продолжают накапливаться и угрожать слезами.