Дебби Риго - Искренне, безумно, по-королевски

– Это для твоей мамы, – говорит Оуэн, держа вазу с цветами.

– Они прекрасны. – Я улыбаюсь. – Твоя охрана знает, что ты у нас? Не хочу, чтобы полицейские Эплтона мчались ко мне с ревом сирен.

– Да, им все известно. Никаких сирен, обещаю.

– Они все еще здесь? – Смотрю по сторонам. – О, подожди минутку.

Тогда я замечаю парня, который выглядит так, будто прибыл с соревнований по велогонке. Он здесь как бельмо на глазу. Никто в нашем районе не носит настолько полный велосипедный костюм. А этот парень выглядит так, будто готов к Тур де Франс, но вместо этого попал в ловушку на Тур де Джерси. Однако с таким эргономичным шлемом он должен бы ехать немного быстрее. Вместо этого он следит за всем, кроме дороги.

– В нашем районе это не инкогнито, – объясняю я Оуэну.

– Буду знать, – хмуро отвечает он.

Я смеюсь над смущенным выражением лица.

К счастью для Оуэна, шкала смущения вот-вот перейдет ко мне.

– Зора, у тебя все хорошо? – Мама сует нос в окно и заодно в мои дела. – Не хочешь пригласить гостя в дом?

– Скоро будем, – припеваю я в надежде, что она перестанет шпионить.

К тому времени, когда мы с Оуэном войдем внутрь, надеюсь, все вернется к нормальной жизни, насколько это возможно. Воскресный полдень обычно собирает нашу семью на кухне или в гостиной за столом, и сегодняшний день ничем не отличается.

Но когда мы с Оуэном входим в комнату, все не так, как я ожидаю. Мама и Джон оба рубят овощи на кухонном островке. Свежие овощи, а не замороженные, которыми забиты полки морозильника. В обычные дни один из нас хватает их и бросает в кипящую воду за несколько минут до обеда. И по какой-то причине телевизор транслирует джазовую музыку с какого-то радиоканала. Что?

Мама тут же подходит, чтобы поприветствовать Оуэна.

– Я Иветт Шерман, мама Зоры. А это мой муж – Джон Шерман, – тепло представляется она.

– Очень рад познакомиться с вами, мистер и миссис Шерман, – отвечает Оуэн и звучит искренне.

Мама издает небольшой визг, когда Оуэн протягивает ей вазу.

– Оуэн, как замечательно, что ты зашел. – Джон крепко жмет руку.

– Знаю, ты привык к замкам и дачам размером с особняк нашего губернатора, – заявляет мама.

Я знаю, что она ужасно нервничает, но волнение проскальзывает лишь через крошечные вспышки головокружительного хихиканья, которое хотя и неуклюже, но нисколько не смущает.

Единственный человек, который остался собой, – это Зак. Он даже не встает с дивана, а просто зовет нас в дом. Как ни странно, я ценю его за это.

– Эй, Зора, этот чувак действительно добросовестный принц?

– Захария Кофи Эмерсон, в этом доме мы не ведем себя так грубо.

Моя мама только что сказала «не ведем себя так грубо»? Или мне послышалось? О да, визит будет интересным.

И в ту же секунду, будто чувствуя: что-то не так, отец звонит мне. Я представляю, как он стоит здесь во всей своей славе велюрового спортивного костюма и говорит: «Ты сейчас в Эплтоне, и единственный человек, который правит этим домом… – пауза для эффекта, – это Иисус». И неважно, что он не верит в бога. Папа использует любой имеющийся инструмент, чтобы дать отпор.

Я посылаю звонок на голосовую почту и молюсь Принцу Мира, чтобы отец не начал названивать Заку, потому что тот уж наверняка возьмет трубку, чтобы оживить день.

– Пожалуйста, присаживайся, чувствуй себя как дома. – Мама показывает на один из деревенских барных стульев на противоположной стороне гранитного островка, разделяющего кухню и гостиную.

Оуэн садится с идеальной осанкой и кладет руки на столешницу, но быстро убирает их на колени. Я сажусь рядом с ним и жду, когда кто-нибудь начнет вешать ему лапшу на уши.

Он смотрит на меня и улыбается, словно ребенок с воздушным змеем. А позже, слегка откашлявшись, выглядит максимально серьезным в глазах родителей.

Мама и Джон стоят напротив, по-прежнему нарезая овощи. Сомнительно, что за один присест мы съедим быстро растущую башню разноцветных овощей, которую они строят. Конечно же, мама первой нарушает тишину.

– Оуэн, если бы пару недель назад мы не познакомились, я бы прошла мимо и не узнала. Удивительно, что твоей семье удалось оградить тебя от международной прессы, пока ты не достиг совершеннолетия. Очень надеюсь, что тебя не держали под замко́м, – нервно усмехается она. – За́мки известны своими темницами.

Оуэн снова неловко откашливается, а я одариваю маму гневным взглядом, несущим ясный смысл «Серьезно? Мама!». Она мгновенно сожалеет о выборе слов.

– Но ты тем не менее прекрасно выглядишь! – продолжает она. – Совсем не так, как если бы тебя держали вдали от солнечного света… Красивый молодой человек.

Я умоляюще смотрю на Джона, чтобы она остановилась.

– Жена упоминала, что твой старший брат скоро женится?

– Да, сэр. Гидеон женится в конце лета.

– Меня так изумило, что его будущая жена – цветная женщина, – вновь верещит мама и объясняет мне и Джону: – Она родилась в Лендереле у европейской матери и африканского отца.

– Верно. – Оуэн улыбается. – Я не думал, что большинство американцев следят за новостями королевской семьи Лендерела.

– О, когда в королевскую семью вступает сестра, мы с подругами более чем заинтересованы, – отвечает мама. – Мы были бы горды увидеть темнокожую принцессу.

– Интересно. – Зак очнулся от видеокомы, которая, как я подозреваю, была просто прикрытием, чтобы казаться невозмутимым.

Он бросает игру, подходит к кухонному столу, хватает нарезанную морковь и громко хрустит.

– Твой брат женится на нашей двухрасовой сестре, а ты тут же приходишь и просишь благословение с моей сестрой? Пытаешься сразиться с большим братом?

– Зак! – одновременно кричим мы с мамой, за исключением того, что мама снова называет его «Захария», как будто попала на американскую перезагрузку «Аббатства Даунтон» [6] «Аббатство Даунтон» – британский исторический драматический телесериал ( прим. ред. ). .

Команда скорой помощи высоко ценит Зака за то, что он всегда хладнокровен и умеет сдерживать чужую панику своим обезоруживающим очарованием и доброжелательным отношением к людям. Но сегодня он перешел в режим «единственного и неповторимого Кенни Эмерсона». Все, чего ему не хватает, – устаревшего велюрового спортивного костюма и массивного Bluetooth-наушника. Такое ощущение, что отец каким-то немыслимым образом проник в голову Зака.

– Я просто задаю вопрос. Или нельзя? Если я не могу откровенно разговаривать дома со своей семьей, то где тогда? Понимаешь меня, Оуэн?

– Если ты спрашиваешь об отсутствии притворства среди членов семьи, то, боюсь, я не тот человек, который тебя прикроет.

Шутка Оуэна не доходит. Он пытается снова.

– Несмотря на это, я понимаю твои чувства и с радостью отвечу на вопрос. Не думал на этот счет, но теперь, когда ты упомянул, понимаю подозрения. Я желаю брату только лучшего в жизни и не рассматриваю его счастье как цель для зависти или борьбы.