Алла Хемлин - Интересная Фаина

У Абовица на Петра и его ум получились какие-то виды.

И вот эти виды встали в глазах у Абовица на полный рост.

Киев при царизме был большой город, хоть и не такой, как при советской власти.

Из науки известно, что где есть большой город, там есть и люди с разными руками и тем более локтями. Абовицу надо были такие люди, у которых бы руки были по локоть в нескромности.

У Петра в 1901 году нескромность как раз дошла до нужной полосочки на локте — одном и другом. Потому Абовиц доверился Петру и хорошо попросил вступить в большое дело.

Абовиц для нового дела купил каменный дом на один этаж и восемь окон с сухим подвалом на улице Заречной. Чтоб никто ничего не подумал, Абовиц купчую сделал на Петра. А с Петра по своей хорошей привычке взял расписку. В расписке Петр написал под диктовку Абовица, что от Абовица получена такая-то сумма в долг и что Петр дает взамен свое честное слово и две руки на отсечение. При царизме люди людям не верили, потому получались безрукие инвалиды. Безногие тоже получались, и наука еще скажет о них свое честное слово.

Абовиц для большого дела закупился машинами и всем на свете, нанял за триста рублей и хорошие обещания через одного пожарного унтер-офицера из Киева двоих тоже с полосочками и приготовился начинать. Этот пожарный унтер-офицер был троюродный брат того пожарного унтер-офицера, только уже в Киеве и еще живой.

Интересно, что Верочка не была секретом для Абовица. Серковский сам своим языком все рассказал Абовицу и даже показал своими руками, какое у Верочки что.

У Абовица с Серковским были секреты от других людей и тем более от Елизаветы. Потому Абовиц для секретных бумаг пользовался Петром. Петр брал свои ноги в свои руки и приносил что следует Серковскому в квартиру Верочки.

Верочка тогда еще была девушка первой молодости и сильно понравилась Петру. Тем более Петр не слышал, как Верочка поет хором, а видел черные жгущие кудельки, зеленые глаза, красные губы, розовую шею и разрез между грудями до самого сердца.

Верочка родилась в 1874 году, а Петр в 1879-м. Пять лет в таком порядке — это сильно много. Из науки уже давно известно, что у людей, тем более у мужчины всякого возраста, в один день настает чувство. У Петра настало чувство к Верочке 15 мая 1893 года.

У Верочки к Петру ничего не настало. Потому что Петр был для Верочки мальчик на побегеньках.

А Петр тогда записал себе на бумажке, что переманит Верочку у Серковского. Петр положил эту бумажку под свою подушку на целую ночь с четверга на пятницу, чтоб жениху приснилась невеста.

Интересно, что невеста приснилась. Петр понял, что так у Петра в будущей жизни и получится, и начал ждать своего часа с Верочкой.

Как раз утром, когда Петр заждал своего часа, он решил хорошо научиться у Серковского красоте с разговорами и еще решил делать так, чтоб до нужного времени не мозолить глаза Верочке.

Потом было, что было.

А потом Серковский увез Верочку в Киев, и Петр заплакал до самой глубины своего разреза между грудями. Из науки уже давно известно, что у мужчин тоже есть груди и тоже может быть разрез до самого сердца.

И вот Абовиц сказал Петру про Киев.

Петр сразу подумал, что настал его час с Верочкой. Тем более Абовиц попросил Петра между работами с деньгами немножко посмотреть за Серковским и его поведением в жизни. Петр пообещал Абовицу отдаться и этому тоже.

А что Фаина?

А Фаина ничего.

Человек по своему опыту человека знает, что у людей бывает утро, день, вечер и ночь, что, когда одно приходит, другое уже ушло. У Фаины утро, день, вечер и ночь намазывали себя чистым сливочным маслом и слепливались, чтоб ничего никуда не уходило. Фаина сама себя ничем не намазывала, потому что и так каталась в масле. И до того Фаина каталась, что все на свете скатывалось и получался клубок. Фаина б, может, и захотела, чтоб как-то потянулось за ниточку, но не знала, где ж эта ниточка есть.

Фаина жила себе у Пилипейки, гуляла в саду, рисовала все из своей головы и чуточку из своего окна или из дырки в заборе.

В чтении Фаина дошла до того, что начала читать уже не из книг, а тоже из своей головы. Так получилось у Фаины не от хорошей жизни.

У Елизаветы были книжки толстые, но все на свете до одной буквочки про мужчин и женщин. Хоть буквочки сами по себе были русские, французские и немецкие, разницы у них не было ни с начала, ни с конца. Все про какое-то дурное. Вроде все время про то, что люди спрыгнули для спасения с парохода в воду, летят, а про себя думают, что сию минуточку тихонечко станут на воду и поскачут за цукатом. И почему ж люди решили, что если пароход им плохой, так вода будет им хорошая?

Для Фаины главная дурость в книжках была такая, что там женщины прыгали за мужчинами, а если наоборот, так получалось еще хуже.

Фаина начала думать, почему женщины дрожат за мужчинами.

Фаина завспоминала, как ей дрожалось за деревянным мужчиной Корилопсисом. Фаина повспоминала один раз, потом другой.

На третий раз Фаина взяла и отрезала мужчину от Корилопсиса, хоть деревянное и оставила.

Потом Фаина опять завспоминала, но уже отрезанные половинки поврозь.

И получилось, что у Фаины за мужчиной ничего не дрожит, а за Корилопсисом то самое ничего дрожит до самого неба.

Тогда Фаина завспоминала, как ей дрожалось за женщиной Елизаветой.

Фаина повспоминала один раз, потом другой.

На третий раз Фаина взяла и отрезала женщину от Елизаветы.

И получилось у Фаины от Елизаветы-половинки тоже до неба.

Фаина была приучена к наукам и решила много думать про это.

В книжках прыгали не только женщины и мужчины. Там описывалась погода почти что на всем свете, где наступала или зима, или весна, или лето, или осень.

Описывалось почти что все, что было или на людях, или в домах, или на улицах. Описывались поля, леса с горами и речки с морями. Фаина не хотела больше никогда знать про текучую воду, потому выливала из книжки всю воду и читала только сухое. Еще Фаина читала про комаров с мошками и даже про паровоз.

Про мух Фаине в книжках не попадалось, а попадалось только мушиное говно. Фаина решила, что мухи так делают назло, потому что буквочкам мухи не нужны. Получается, буквочки не умирают. А кто не умирает, того не надо поднимать из гроба.

Фаина решила подумать про это тоже.

А пока что Фаина перестала читать книжки и начала читать из своей головы. Буквочки же в голове не умирают, а садятся по уголочкам — ручки на коленки. Посидят-посидят и давай бегать туда-сюда в гости или зачем-то еще.

Фаина уже давно умела говорить «Оп!», и потому сказала «Оп!» буквочкам. Фаина óпает, когда захочет, буквочки останавливаются где попало. Фаина берет свою голову и читает, как получилось.