Алла Хемлин - Интересная Фаина

Никакого рояля у Пилипейки в доме не стояло. Потому Фаина слушала, как поет попугайчик с зайчиком, и подстукивала им обо и м по столу одной рукой.

Музыка у фаинской руки получалась не сильно хорошая, но не хуже, чем музыка, какую играл на гармошке однорукий человек Семен.

Семен ходил по домам людей и просил за свою музыку еду.

Семен ходил туда-сюда по одной пилипейской улице, и Пилипейка мужчину всегда пускала и сильно кормила.

Семен наедался, закусывал горчицей и играл, что Пилипейка просила.

Кухарка Одарка звала Фаину послушать.

Фаина слушала и смотрела на руку Семена, как она жмет на пимпочки, как из пимпочки выпрыгивает музыка, и как сразу запрыгивает в черный твердый мешочек в сборку, и как из мешочка вытягивается по одной ниточке, и как сматывается и разматывается, и как тихонечко прячется в семенский рукав.

Сначала Фаина подумала, что Семен делает с музыкой фокус из цирка. А потом решила, что это не цирк, что музыка тоже однорукая, потому куда ж ей уходить.

Интересно, что и Герасимук никуда не уходил с пилипейской веревочки, даже когда играл Семен. Хоть Герасимуку для здоровья было б хорошо уйти на часик продышать себе уши и язык.

Фаина из книжек узнала уже почти что все про мужчину с женщиной. В голове у Фаины буквочки про это слепливались и так, и так. Когда буквочки слепливались сильно красиво, у Фаины наставало дрожание и без Корилопсиса с Елизаветой. Фаина слепливала буквочки и про Пилипейку с Герасимуком — как они двое дрожат на одной веревочке.

В книжках не рассказывалось, что получается у мужчины с женщиной после дрожания и зачем они еще раньше выпивают лимонад с шампанским.

Всю воду Фаина из книжек выливала, а другое жидкое — лимонад с шампанским — заодно не выливалось. Фаина придумала, почему. Потому что люди за такое всегда держатся всеми на свете зубами. Когда Фаина не знала ответ на одно «зачем», она придумывала ответ на совсем другое.

Про саму себя Фаина спрашивала у самой себя шесть раз:

— Зачем?

Каждый раз у Фаины ответ получался про другое.

На седьмой раз Фаина придумала ответ на то, про что спрашивала.

У Фаины получилось:

— Низачем.

Фаина захотела ответить наоборот, но буквочки налипали на веревочку Пилипейки с Герасимуком, на веревочку с халата Елизаветы, на веревочку с халата Серковского, на веревочку Леотара-второго, и получался уже не клубок с одной ниточкой на выходе, а собачий колтун, как у Герасимука на голове, когда Пилипейка выпускает Герасимука утром из пилипейской спальни. А из науки уже давно известно, что собакам не дано говорить буквочками.

Хоть Петр не каждый свой час сидел в подвале, время на Серковского оставалось сильно мало. Петр решил, что для дела надо перевернуться и сначала подсматривать за Серковским, а потом уже сидеть в подвале.

Петр был несовестный еще больше, чем нескромный. Потому Петр кинулся подсматривать не так за Серковским, как за Верочкой. Тем более Петр и не собирался сильно подсматривать за Серковским, а только чтоб узнать подступы к Верочке.

Петр от человека, который со своей правой стороны был хороший для Серковского, а со своей левой стороны был хороший для Абовица, уже знал про Серковского.

Знание у Петра получилось такое.

Серковский по своей адвокатской линии почти что не пристегнулся, потому в понедельник и в четверг ходил к хорошему человеку-адвокату, который пристегнулся как следует, вести бумаги для суда. А хороший человек платил Серковскому процент от того, что получалось по выигрышам. Процент получался малюсенький, потому Серковский сказал Верочке, что процент у Серковского большой. Может, Серковский подумал, что сейчас сделается фокус про большое из маленького. Но Серковский получился не в цирке.

Другой бы рассказал подруге про нехватку цирка. Серковский был не другой и ничего не рассказал, а начал прибавлять по-маленькому в свой маленький процент из своего и так уже текучего капитала. Наука уже давно говорит человеку: сколько ни перекладывай из своего кармана в свой карман, будет только хуже. Оно и стало.

И вот Петр оделся под мастерового и утречком пошел на серковскую улицу.

При царизме дворников заставляли подметать грязь за буржуазией, потому дворники пили водку и за полтинник рассказывали почти что каждому все на свете.

Городовые и другие такие же пользовались бедой дворников и слушали их в два своих уха.

Петр поздоровался с дворником Мазурко и спросил, может, в доме есть к кому наняться.

Мазурко сказал Петру, что, может, в доме наняться есть к кому, что, может, Мазурко б поделился с хорошим человеком, если б в голове у Мазурко не стукала чугунка.

Петр как мог помог Мазурко, и Мазурко начал делиться про жильцов.

Петр был несовестный и нескромный, зато у Петра было сильное терпение. Петр дотерпел до того, когда Мазурко начал про Серковского.

Мазурко поделился, что барин выходит из дома почти что каждый день утром, что барыня тоже выходит, только после трех часов, что вместе обое выходят из дома редко, а раньше выходили часто, что к обо и м хоть кто ходят редко, а раньше ходили часто, что прислуга в доме раньше держалась за гладкую копеечку, а сейчас копеечка стерлась.

Еще прислуга рассказывает, что никакая барыня не племянница своему дяде, а барыня. Что барыня желает скакать гóпки, а у барина на гóпки силов нету. По годам барину б еще поскакать, а Бог берет и всякому гóпки меряет по-своему.

Петр, когда помогал чем мог дворнику Мазурко, спросил про ту девушку, которая прислуживает Верочке, кто девушка такая, и, может, девушке тоже надо помочь.

Мазурко пообещал спросить у девушки, сколько девушка возьмет за то, чтоб Петр помог девушке чем может.

Так Петр узнал про прислужницу Катерину, а Катерина так узнала про Петра как хорошего человека.

Петр у себя в голове сложил одно с другим, и у него там получилось, что терпеть осталось совсем чуточку, что Верочка через эту чуточку скоро перескочит прямо в карман к Петру.

Интересно, что в кармане у Петра как раз начало звякать от гладких копеечек. Тем более копеечки были большими бумажными рублями и не звякали себе по-дурному.

Петр думал, что для себя уже все на свете узнал про Верочку и что теперь Петру будет прямая дорожка к радостному утру.

До чего же знание играет человеком!

Наука давно говорит человеку, что все знают по-одному, а дурные по-разному. Такое сказано уже не про деньги, а про людей с мужчинами и женщинами.

При царизме люди плохо знали про диалектику, что диалектика есть у человека. А диалектике все равно, знают про нее люди или не знают. Диалектика всегда возьмет у человека свое. Ученые даже сложили про диалектику такое: «Отдай и не греши».