Алла Хемлин - Интересная Фаина

Как-то по работе Петр возле базара на Подоле увидел девушку Оксану и полюбил. Оксана тоже полюбила.

У Оксаны была походка, накрученные локоны и румяное все на свете.

Петр стремился узнать про Оксану — на что она живет, что кушает и сколько. Оксана почти что ничего про себя не рассказывала Петру, а всегда спрашивала, куда Петр поедет на паровозе. Потом Оксана приходила на вокзал, обходила своей походкой все на свете. Потом становилась на месте. Потом ожидала.

Когда паровоз, на котором ехал Петр, проезжал мимо Оксаны, Петр махал Оксане двумя своими руками.

Как-то Петр ехал по делу в Козелец на паровозе, который ехал до Житомира. По своей привычке Петр увидел Оксану сбоку от паровоза и опять замахал.

На сто первой версте паровоз взял и повернул за угол и потому замедлил свой скорый ход.

Интересно, что, когда паровоз замедлил свой скорый ход, Петр увидел Оксану, хоть уже видел Оксану сегодня там же, где видел всегда. Но разница у Оксаны получилась страшная. Сейчас Оксана не стояла в локонах, а лежала в некошеном рву.

Фаина спросила, за что паровоз переехал Оксану. Тем более Петр сам не сошел с паровоза и не обратился к Оксане с таким расспросом.

Петр тихонечко сказал:

— Это был не паровоз. Это был царизм.

Петр уже хотел начать агитацию Фаины.

Тут сильно задул ветер, и с неба закапало как из ведра.

Фаина сказала Петру, что пускай Петр бежит промокать себе, а Фаина побежит промокать себе. Что, если можно, пускай Петр даст Фаине свою руку с собой, а если нельзя, так пускай придет завтра на крýчу, как сегодня.

Петр сказал Фаине, что Петру без руки не будет хорошо трудиться на заводе, потому Петр придет завтра.

Завтра с самого утра Петр замотал руку тряпкой, покровил кровью из проходящей курицы, пошел на завод и отпросился у мастера на три дня для лечения.

Потом Петр понес свою руку в тряпке Фаине.

Петр сказал Фаине, что станок сильно порезал Петру руку. Что мастер сделал большой начет на Петра за непорядок в цеху.

Еще Петр сказал, что другому б человеку была сейчас одна дорожка — кинуться с кручи на самую середину Днепра и утопиться до самого дна.

Потом Петр сказал, что Петр не другой, что Петр даже если б кинулся на середину Днепра, так не утопился бы, а взял бы и вылез сухим из воды.

Фаина попросила Петра, если что, оставить руку на бережку.

Петр сказал, что без руки Петру не будет хорошо ни кидаться, ни вылезать, ни тем более бороться с царизмом.

Потом Петр рассказал Фаине про царизм.

Про Маркса Петр тоже рассказал.

Фаина послушала Петра про царизм и сказала, что у Фаины в жизни не было никакого царизма, что Маркса тоже не было. Что Фаине сильно жалко всех на свете мозольных рабочих и их бедных голодных деток. Что Маркса тоже сильно жалко, потому что Маркс уже умер и не дожил до всего на свете.

Потом Фаина попросилась рассказать Петру, что у Фаины было в жизни.

Фаина рассказывала Петру, что Фаина сирота, что на Илью ей исполнится полных шестнадцать лет.

Потом Фаина честно рассказала Петру про свою жизнь, хоть и не все на свете. Фаина рассказала б все, но память у Фаины уже давно начала сама из себя выкидывать что попало.

Интересно, что Корилопсис никуда не выкинулся, а даже наоборот. Потому Фаина сказала Петру, что есть на всем свете человек, к которому Фаина стремится, — это грек Корилопсис. Про деревянность Фаина Петру ничего не сказала, потому что про такое не всем дано понимать.

Петр послушал Фаину, сложил у себя в голове, и у Петра там получилось, что надо еще два дня рассказывать Фаине про царизм. И раз такое дело — про интернационал для Корилопсиса.

На третий день Петр договорился с Фаиной, что заберет Фаину из пилипейского дома и по-хорошему договорится с Серковским, чтоб Серковский забыл про Фаину.

Еще Петр сказал Фаине, что Петр хоть и мужчина, а заберет Фаину не для себя, а для грека Корилопсиса. Что поехать к Корилопсису получится только после борьбы за революцию.

Чтоб Фаина правильней все поняла про революцию, Петр спел песню про то, как капитал душит людей.

Потом Петр договорился с Фаиной, что устроит Фаину в угол к хорошей рабочей старухе, у которой сам столуется. Что будет приходить вроде столоваться, а сам будет столоваться и советовать Фаине про все на свете.

На четвертый день Петр пришел на завод и сказал мастеру, что рука у Петра совсем уже вылечилась.

На пятый день Петр пошел к дому Серковского.

Сначала Петр опять помог чем мог дворнику Мазурко.

Дворник Мазурко взял от Петра рублевик и бумажку для Серковского.

И вот Серковский прочитал петровскую бумажку. А в этой своей бумажке Петр тихонечко просил Серковского прийти в портерную на Банковой.

Сначала Серковский не хотел идти в портерную, потому что как раз у Серковского заполучалась крепость, как и рассказывал доктор Стороженко.

Потом Серковский подумал, что можно было б и пойти, потому что в этой портерной дают сильно хорошее крепкое темное. Серковский из науки не знал, что крепость на крепость — будет две крепости на одну голову и прочее.

Серковский пришел.

Петр уже сидел и пил сразу две кружки темного крепкого.

Серковский поздоровался с Петром и спросил, или Петру крепко от темного.

Петр сказал, что сильно крепко, аж в двух глазах темней темного.

И вот Петр с Серковским начал разговор.

Петр особо не раскачивался и тихонечко попросил, чтоб Серковский скоренько отдал в петровские руки все на свете бумаги на Фаину и банковские бумаги на капитал тоже.

Серковский спросил, зачем же Петр так спешит.

Петр сказал, что это такая любовь между людьми.

Серковский сказал, что а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а.

Петр сказал, что если Серковский не отдаст бумаги по-хорошему, тогда Петр пойдет и заявит про Серковского, что Серковский убил-таки свою жену Елизавету через ток. И что первый раз полиция посмотрела на такое одним глазом, а теперь пускай посмотрит в два глаза или даже в три.

Серковский сказал, что а-а-а-а-а-а-а.

Петр сказал, что про дела Серковского с Абовицем пока ничего не расскажет, а подождет, или будет у Серковского совесть.

Серковский сказал, что а-а-а-а-а-а.

Потом Серковский сказал, что папа у Петра тоже хорошо наделал с Абовицем.

Петр сказал, что и своего родного папу не пожалеет, чтоб только Серковский пожалел про все на свете. И пускай Серковский не думает, что спихнет все на свете на Абовица. Потому что Абовиц не пожалеет Серковского еще больше, чем Петр своего родного папу, и спихнет куда поглубже еще раньше раньшего. Тем более веревочка у Серковского так перекрутилась, что веревочку чикнуть — одно человеческое удовольствие.

Серковский сказал, что пускай Петр посидит в портерной, хорошо отдохнет. Что Серковский поедет домой и привезет фаинские бумаги.