Алла Хемлин - Интересная Фаина

Петр сложил у себя в голове маленькие буквочки, и у Петра там получилась ясная ясность про серковский гадский разум.

Потом Петр подумал, что ай да Серковский, ай да сукин сын.

Другой бы потерялся, а Петр не другой.

Петр подумал, что пускай на всякий случай Фаина еще поживет. Что так даже хорошо, что Петр поиграет с царизмом в свою пользу, что, может, разживется копеечкой к фаинскому капиталу минус переливчатая тысяча по две бумажки.

Петр решил написать доклад тоже из своей головы, только уже не про то-сё, а про сильно интересное для царизма. Потому что если царизму долго будет не сильно интересно, так царизм посадит Петра на сильно короткую веревочку. А тут шесть месяцев — это вам не муха чихнула.

До чего же Пушкин играет человеком!

Петр ничего не знал про то, что Фаина читала поэта Пушкина про раков с мужчиной и сама пила из-под этого мужчины с раками воду. Тем более Петр воду ни из-под кого не пил, а читал для развития у себя коммерции на случай торговли раками и прочим.

И вот когда Петр сильно думал про свой доклад, Петру с воскресенья на понедельник приснился сон.

Петру приснился распухнувший мужчина и черные раки, которые впились во всего на свете мужчину и начали на этого мужчину давить, как капитал давит на рабочий класс.

Потом в петровском сне вышел на срединку поэт Пушкин, отставил вперед одну ногу и сказал, что в своей агитации он хотел сказать людям. И сказать такое: мужчина — это царизм, который аж лопается от сытости и от злобы на все на свете, а раки — это рабочий люд, который впился, чтоб хоть уже хорошо покушать и заодно покончить с царизмом.

Петр спросил у поэта Пушкина, зачем же все это получилось в сетке и зачем детки взяли и указали своими ручками на сетку своему папе. Может, детки своими ручками отвлекли рабочий люд от хорошего дела и прочее.

Поэт Пушкин сказал Петру, что не было б сетки, тогда б царизм плавал себе туда-сюда, портил хорошую воду и еще больше распухал на рабочих хлебах. Еще Пушкин сказал, что на сетку указано детскими ручками для вразумления несознательных.

Петр проснулся от своего сна и аж подкинулся, вроде его полили водой.

Петр ничего не попил и ничего не поел, а сел за стол, взял бумажку и начал писать из своей головы.

И вот по докладу Петра получалось, что в гранатском дупле Петр узнал про сильно тайную рабочую боевую организацию, которая плетет против царизма длинные веревочки. Что уже много веревочек заплелось в разные стороны. Что когда эти веревочки заплетутся по всем на свете сторонам, тогда получится сеть из сетей. Что эта сеть из сетей возьмет и накинется на царизм, а потом возьмет и начнет душить весь царизм от мала до велика.

Еще Петр написал, что эта организация называется «Черные раки». Что черные раки — это есть люди, которые своими руками и ногами заплелись в организацию. Что все они готовы кусать царизм насмерть или пускай их царизм сам покусает до смерти. Что таких, которые пойдут на покусание, много по всей империи.

Еще по докладу Петра получалось, что не надо торопиться брать дупло, а надо тихонечко смотреть, куда какая веревочка потянется и где заплетется. Тем более Петр уже сам заплелся во все веревочки.

Еще Петр попросил, чтоб за Петром не пускали никакую веревочку, потому что раки сильно хитрые и видят все на свете на все стороны света.

Еще Петр попросил дать два револьвера «бульдог». Одним «бульдогом» Петр будет вроде учить боевиков стрелять по чему попало, а другим «бульдогом» будет на всякий случай отстреливаться от покусания раков.

Петр написал, что такого-то в дупле говорили про молодую гимназистку-боевичку, которую никто в дупле не знает, а все только знают, что она никого не боится, что она уже стреляла по царизму в Харькове и в Чернигове, хоть чуточку и не попала, что она заявилась от «Черных раков» на помощь самому Гершуни, что она главная веревочка и есть.

Про Гершуни все кому надо в Киеве знали, что Гершуни никак не дается никому в руки, тем более охранке. Петр тоже знал, потому и сложил Фаину с Гершуни.

Петр подумал и не запереживал, что вдруг охранка поймает Гершуни завтра.

Охранка же возьмет и спросит у Гершуни про боевичку.

А Гершуни как боевик скажет охранке, что ничего про боевичку не знает, что даже если б и знал, не сказал бы.

Тогда охранка сложит у себя в голове, и у охранки там получится, что боевичка сильно важная. И кинется охранка искать сильно важную боевичку.

Петр подождет, а потом и скажет охранке, что своими руками нашел веревочку от боевички. Что только надо столько-то тысяч на подкуп хорошего человека и прочее.

А когда пройдет шесть месяцев по меленьким буквочкам, все на свете веревочки и стянутся.

Веревочки стянутся, а боевичка возьмет и не дастся живой Петру в руки.

А дастся боевичка мертвой.

А при боевичке и бумага дастся — буквочка к буквочке, Петром написанная.

Ой, и игручие же буквочки!

Ой, и скокýчие!

Скок-поскок с банковской бумаги на боевичкину и обратно тоже скок-поскок.

В одной бумаге жизнь для Петра, в другой бумаге смерть для Фаины.

И как же одно с другим хорошо складывается!

И похоронят Фаину как безродную боевичку.

А законную Фаину никто искать не будет.

А и будет, так не найдет.

Петр хоть и притрушивал людей вонючим-едучим, по своему характеру был не злой. По своему характеру Петр бы как-нибудь извернулся и отпустил Фаину жить дальше. Но Петр хотел, чтоб Фаина в будущем не мучилась из-за Корилопсиса. Грек есть грек.

Работники царизма сложили у себя в голове, и у работников там получилось, что надо дать Петру пойти с «бульдогами» по всем веревочкам, что царизм всегда успеет взять эти все веревочки и тихонечко чикнуть вместе с петровской головой.

А Фаина что?

А Фаина ничего.

У Фаины в жизни получилась отсрочка на шесть месяцев.

Петр уже понял про фаинскую голову, что там все на свете может перемешаться вроде борща на чистом сливочном масле и лучше до такого не допускать. Петр подумал, что раз такое дело, фаинской голове будет лучше с занятыми руками.

Петр мог бы и не трудить фаинские руки, а сам своими руками положить туда хорошую копеечку. У Петра на сдачу с большого дела имелась закопанная в тихом месте торбочка с золотыми червонцами — десять замацанных и двадцать новеньких. Незакопанное у Петра тоже имелось. Тем более Петр получал еще от царизма по тридцать рублей в месяц и от завода сколько-то, хоть и самую чуточку, потому что капитал сильно экономил на пролетариате.

Петр по своему характеру был не жадный на деньги для женщин с девушками. Тем более по своему опыту Петр уже давно знал, что нет на всем свете таких женщин с девушками, которым не дано разреза между грудями и прочее, что надо только хорошо прицениться и дать нужную цену. Но Фаина для Петра была не женщина с девушкой, а муха, которую Петр прихлопнет своей рукой в хорошую минуточку, а сам вылетит в форточку на свежий воздух и с капиталом. Тем более по своему опыту Петр уже давно знал, что нельзя перемешивать муху хоть с чем.