Дэвид Левитан - Записная книжка Дэша и Лили

– Идем, – ответила она. И не сдвинулась с места.

– Нужно отвезти тебя домой.

Лили начала вертеться. До меня не сразу дошло, что она так качает головой.

– Нельзя домой. Нельзя. Дедушка меня убьет.

– Я не испытываю ни малейшего желания стать свидетелем твоего убийства, поэтому отвезу тебя к твоей бабушке.

– Хорошая идея. Очень, очень, очень хорошая.

Друзья Лили, надо отдать им должное, беспокоились за нее и хотели удостовериться, что она доберется до дома в целости и сохранности. Тибо, позор ему, даже не заметил нашего ухода, уговаривая именинницу примерить костюм Евы.

– Дрозофила, – проворчал я пришедшее на ум слово.

– Что? – спросила Лили.

– Почему девчонки всегда западают на парней с устойчивостью внимания дрозофилы?

– Что?

– Плодовой мухи. На парней с устойчивостью внимания, как у плодовой мухи.

– Потому что они классные?

– Сейчас неподходящее время для честности, – с нажимом сказал я.

Время поймать такси. Несколько таксистов проехали мимо, видя Лили, стоявшую в положении уличного знака, в который врезался автомобиль. Наконец к нам подъехал порядочный таксист, и мы залезли в машину. По радио играло кантри.

– Восточная двадцать вторая улица, возле Грамерси, – назвал я водителю адрес.

Я думал, Лили уснет, но нет, все было несравненно хуже.

– Прости меня, – начала она, и дальше ее словно прорвало: – Пожалуйста, прости меня. Мне так жаль. Боже мой, мне безумно жаль. Я уронила ее нечаянно. Я не хотела. Я… прости меня. Я не ожидала увидеть тебя там. Я была там и… боже, мне так жаль. Мне очень, очень жаль. Если ты хочешь сейчас же выйти из такси, я тебя пойму. Я все понимаю. Прости меня. Ты же веришь мне? Я искренне сожалею обо всем. Очень сожалею.

– Все хорошо, – сказал я ей. – Все нормально, правда.

И, как ни странно, так оно и было. Я винил не ее, а лишь свои глупые ожидания.

– Нет, ничего не нормально. Пожалуйста, прости меня. – Лили наклонилась вперед. – Водитель, пожалуйста, скажите ему, что мне очень жаль. Я сегодня сама не своя. Клянусь.

– Девушка просит прощения, – сообщил мне водитель, бросив в зеркало заднего вида сочувствующий взгляд.

– Видишь? – Лили откинулась на спинку сидения. – Я просто…

Я усиленно пытался отвлечься, чтобы не слышать поток ее извинений. Смотрел на прохожих и проезжающие мимо машины. Говорил таксисту, где повернуть, хотя он и сам наверняка прекрасно знал маршрут. Я все еще пытался не слышать Лили, когда такси подъехало к нужному дому, когда я оплачивал проезд (хотя это вызвало новую волну извинений), когда помог ей выбраться из машины и подняться по ступенькам. Было физически непросто не дать ей удариться головой о дверцу и взобраться с ней на крыльцо, не выронив кроссовку, которую я держал в руке.

Входная дверь открылась, прежде чем я позвонил в звонок. Бабушке Лили хватило лишь одного взгляда на внучку.

– О боже, – вздохнула она.

Поток извинений тут же принял новое направление и обрушился на пожилую женщину. Если бы я не держал Лили, то воспользовался бы моментом и распрощался.

– Иди за мной, – велела мне бабушка Лили. Она проводила нас в спальню в задней части дома и помогла мне усадить Лили на кровать. Та уже чуть не плакала.

– Все должно было сложиться иначе, – твердила она. – Иначе.

– Все хорошо, – повторял я ей. – Все хорошо.

– Лили, – сказала ее бабушка, – твоя пижама лежит во втором ящике комода. Переодевайся, а я пока провожу Дэша. Потом я позвоню твоему деду, чтобы он не беспокоился за тебя. Скажу, что ты у меня. Утром мы придумаем тебе алиби, когда ты будешь в состоянии его запомнить.

Я совершил ошибку: перед уходом повернулся в последний раз взглянуть на Лили. Сердце сжалось. Она оцепенело сидела на постели. Ошеломленная, потрясенная. Словно очнулась после долгого сна в незнакомом месте, вот только понимала, что вовсе не спала, и это место – ее собственная жизнь.

– Все хорошо, правда, – в который уже раз повторил я.

Вынул из кармана записную и положил на комод.

– Я не заслуживаю ее! – воскликнула Лили.

– Конечно, заслуживаешь, – мягко возразил я. – Без тебя нашей переписки бы не было.

Наблюдавшая за мной из коридора бабушка Лили призывно махнула рукой. Удалившись от спальни, она заметила:

– Такое поведение ей не свойственно.

– Глупо как-то вышло, – отозвался я. – Пожалуйста, скажите Лили, что ей совершенно не за что извиняться. Никто из нас ни в чем не виноват. Я – не парень ее мечты. Она – не девушка моей мечты. И в этом нет ничего плохого. Просто так вышло.

– Почему бы тебе самому не сказать ей это?

– Потому что не хочу. Не из-за того, в каком она сейчас состоянии – я знаю, это не похоже на Лили. Просто в реальной жизни будет далеко не так просто, как в записной книжке. Сейчас я это понял.

Я направился к двери.

– Приятно было познакомиться с вами. И спасибо за чай, которым вы меня так и не угостили.

– Взаимно, – ответила бабушка Лили. – Приходи еще.

Я не знал, что на это сказать. Наверное, мы оба понимали: я сюда не вернусь.

На улице мне захотелось с кем-нибудь поговорить. Но с кем? В моменты, как этот, когда тебе очень нужен кто-то рядом, мир оказывается маловат. Бумер никогда в жизни не поймет, что я сейчас переживаю в душе. Джонни и Дов могли бы понять, но они настолько увлечены друг другом, что не видят никого, кроме себя самих. Прия, расскажи я ей о своих чувствах и мыслях, просто уставится на меня странным взглядом. И этот ее взгляд я почувствую, даже если мы будем говорить по мобильному. А у Софии нет телефона. Больше нет. Во всяком случае, в Америке.

Поговорить об этом с мамой или отцом?

Какая нелепость.

Я пошел домой.

Зазвонил мобильный.

Я посмотрел на экран: Тибо.

Несмотря на глубокую неприязнь, ответил на звонок.

– Дэш! – закричал Тибо. – Вы где?

– Я отвез Лили домой.

– Она в порядке?

– Уверен, она оценит твою заботу о ней.

– Да я лишь отвлекся на секунду, а вас уже нет.

– Даже не знаю, что тебе на это ответить.

– О чем ты?

Я вздохнул.

– О том, что не понимаю, как девчонки мирятся с таким наплевательским отношением.

– Ты несправедлив ко мне, Дэш, – обиженно ответил Тибо. – Я правда волновался за Лили. Потому и позвонил тебе. Потому что волнуюсь.

– Да, но, видишь ли, ты позволяешь себе такую роскошь, как выбор, когда тебе волноваться, а когда – нет. И когда ты не находишь нужным волноваться, достается остальным.

– Ты слишком много думаешь, дружище.

– Ты прав. Зато ты не думаешь вообще. И то, и другое делает нас обоих глупцами.

– Она расстроилась?

– Тебе не все равно?

– Не все равно! Она сильно повзрослела, Дэш. Стала классная. По крайней мере, я так думал, пока она не отрубилась. Нельзя же мутить с девчонкой, когда она в таком состоянии.