Дэвид Левитан - Записная книжка Дэша и Лили

Я направилась туда.

– Здравствуйте, – сказала консьержу, читающему еженедельник «Нью-Йоркер». – Дэш здесь живет?

Он оторвал взгляд от журнала:

– Из шестнадцатой квартиры? С мамой мозгоправом?

– Да. – Почему бы и нет?

Консьерж убрал журнал в ящик.

– Он ушел с час назад. Ему что-нибудь пере- дать?

Я достала из сумки сверток.

– Отдадите ему?

– Конечно.

– Спасибо.

Затем я вручила ему свою визитку. Он бросил на нее короткий взгляд.

– Животные в этом здании запрещены.

– Прискорбно.

Неудивительно, что Дэш такой бука.

В свертке, оставленном мной Дэшу, лежала подарочная коробка английского чая и записная книжка.

«Дорогой Дэш,

Знакомство с тобой посредством этой записной книжки очень много для меня значит. Особенно потому, что это произошло на Рождество.

Но я знаю, что сама разрушила все волшебство.

Мне очень жаль.

Я сожалею не о том, что была пьяной дурындой, когда ты меня нашел. Нет, об этом я, конечно, тоже жалею, но больше всего я сожалею о том, что из-за моей глупости мы утратили нечто важное: ожидавшие нас впереди большие возможности. Я не ждала от тебя влюбленности с первого взгляда, но мне бы хотелось думать, что, если бы мы встретились при других обстоятельствах, у нас бы все сложилось очень даже хорошо.

Мы могли бы стать друзьями.

Игра окончена. Я понимаю.

Но если тебе когда-нибудь захочется подружиться с (трезвой) Лили, то я всегда рядом.

Мне кажется, ты необычный и добрый человек. А я очень хочу общаться с такими людьми. Особенно если это мальчики моего возраста.

Спасибо за то, что ты стал моим степлером – то есть настоящим героем.

Во дворе моей бабушки стоит снеговик, который рад будет знакомству с тобой. Если ты рискнешь.

Искренне твоя,

Лили.

P.S. Я не обижаюсь на тебя за общение с Эдгаром Тибо и надеюсь, что ты ответишь мне взаимной любезностью».

Ниже я прикрепила степлером свою визитку Лили Выгульщицы Собак. Я не тешила себя надеждами, что Дэш пойдет знакомиться с моим снеговиком или позвонит мне. Однако если он захочет еще раз встретиться со мной лично, то меньшее, что я могу для него сделать, – не заставлять ходить по моим родственникам.

Затем я вклеила в записную книжку отрывок, который вырезала из ксерокопии страницы справочника миссис Бэзил «Современные поэты»:

«Марк Стрэнд

(Бла, бла, бла, биографическая информация, перечеркнутая ручкой).

Мы читаем историю наших жизней,

Словно сами ее прожили,

Словно сами ее написали».

Я проснулся рядом с Софией. Ночью она отвернулась от меня, но ладонью продолжала касаться моей руки. Сквозь шторы пробивалось солнце: наступило утро. Я чувствовал прикосновение Софии и наше совместное дыхание. Чувствовал себя умиротворенным и благодарным. С улицы доносились шум машин и обрывки разговоров. Я нежно убрал с шеи Софии волосы, чтобы поцеловать. Она напряглась. Забавно. Мы даже не разделись. И, прижавшись друг к другу, искали не секса, а утешения. Никогда бы не подумал, что мы просто задремлем, ощущая в объятиях друг друга уют и покой.

Тук. Тук. Тук.

БУМ. БУМ. БУМ.

Дверь. Кто-то стучит в дверь.

– Sofia? – спросил мужской голос. – ¿Estás lista? [27] Sofia? ¿Estás lista? ( исп .) – София? Ты готова?

Она вцепилась в мою руку. Сжала.

– Un minuto, Papa! [28] Un minuto, Papa! ( исп .) – Минутку, пап!

Оказалось, горничные в гостинице «Бельведер» пылесосили на «отлично», поэтому, спрятавшись под кроватью, я был атакован не крысами и пылевыми клещами, а лишь страхом попасться на глаза разгневанному и объятому желанием мести отцу Софии.

Снова стук в дверь. София пошла открывать.

И тут я заметил свои ботинки, торчавшие на видном месте. Когда отец Софии ввалился в комнату – солидный такой мужчина, размером с автобус, – я отчаянно протянул руку за ботами. Ее тут же лягнула босая нога Софии. Следующим пинком София загнала мои ботинки под кровать. Получив ими по физиономии, я невольно вскрикнул от боли, и София громко начала объяснять отцу, что она почти собралась.

Если он и заметил, что она не сменила с вечера одежду, то ничего не сказал. Вместо этого он все ближе и ближе подходил к кровати. После чего плюхнулся всей своей тушей на матрас, чуть не размазав меня по полу.

– ¿Dónde está Mamá? [29] ¿Dónde está Mamá? ( исп .) – Где мама? – спросила София.

Наклонившись за своей обувью, она послала мне предупреждающий взгляд: не вылезай. Как будто у меня был выбор. Меня практически пригвоздили к полу, из ссадины на лбу текла кровь.

– En el vestíbulo, esperando [30] En el vestíbulo, esperando. ( исп .) – Ждет в вестибюле. .

– ¿Por qué no vas a esperar con ella? Bajo en un seg undo. [31] ¿Por qué no vas a esperar con ella? Bajo en un seg undo. ( исп .) – Может, подождешь меня с ней? Я скоро спущусь.

Я не вслушивался в их разговор, лишь молил о том, чтобы он поскорее закончился. Наконец отец Софии встал, и на меня перестал давить матрас. Теперь место под кроватью казалось хоромами. Захотелось перевернуться.

Как только отец Софии ушел, она залезла ко мне под кровать.

– Прикольное пробуждение, – рассмеялась она и, убрав с моего лба волосы, воскликнула: – Боже, ты поранился! Как?

– Ударился головой. Такое бывает, когда спишь с бывшими подружками. Как говорится, издержки профессии.

– И хорошо такая профессия окупается?

– А то! – Я потянулся ее поцеловать и… снова ударился головой.

– Идем в место побезопаснее, – позвала София, вылезая из-под кровати.

Я выполз на животе вслед за ней и пошел в ванную вымыть лицо. София в комнате переодевалась, а я подглядывал за ней в ближайшее зеркало.

– Я вижу тебя так же хорошо, как ты – меня, – заметила София.

– Ты против?

– Вообще-то, – ответила она, снимая рубашку через голову, – нет.

Пришлось напоминать себе, что внизу Софию ждет отец и сейчас не время для милований, как бы на них ни тянуло.

Надев новую рубашку, София подошла ко мне вплотную и посмотрела на наше отражение в зеркале.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – отозвался я.

– Когда мы встречались, так весело не было.

– Это точно. Так – не было.

Я знал, что она уезжает. Знал, что мы не будем поддерживать отношения на расстоянии. Знал, что, продолжай мы встречаться, так весело уже все равно не будет, поэтому и не о чем сожалеть. Наверное, происходящее в гостиничных номерах дальше этих самых номеров не выходит. Наверное, если что-то начинается и одновременно заканчивается, оно может существовать только лишь в настоящем.

И все же. Мне хотелось большего.

– Построим планы? – решился спросить я.