Игорь Шестков - Покажи мне дорогу в ад

Бабушка повела себя непонятно. Она поцеловала фотографию, потом изорвала ее на мелкие кусочки и выбросила их в мусоропровод. Когда я уходил из кухни, я расслышал, как бабушка шепчет сама себе — дура я, дура…

Позже, когда я немного повзрослел, я сравнил даты рождения бабушки и вождя мирового пролетариата и понял, что Лениным этот тип на фотографии быть никак не мог. Кто же это был? Бабушка за все проведенное нами вместе время поведала мне только о двух своих интимных знакомых. Один из них занимал должность директора завода, где она работала начальником цеха. Этот директор исчез, как и положено, в тридцать седьмом году вместе со всей семьей. Чудо, что бабушку не тронули. Другой был, если верить бабуле, генералом НКВД. Он в свою очередь исчез во времена процесса над бериевцами. Оба не были, по рассказам бабушки, похожи на Ильича. Странно все это.

Вернемся однако в буфет красного дерева, в его просторное нижнее отделение, где я все еще сижу с вилкой наперевес в ожидании вечера.

Сижу я, сижу на затекающих ногах, потею, слушаю тишину. В буфете душно, тошно, неудобно. Минуты ребенка тянутся как столетия…

И вот, то ли во сне, то ли наяву слышу я, как кто-то идет по коридору.

Это Мосгаз наверное взломал входную дверь и теперь ищет жертву в квартире. Фалды его длинного пальто развеваются как черное знамя сатаны. В его ужасных белых руках — топор-колун.

Глаза его сверкают от ярости.

Мосгаз шипит и клацает стальными челюстями.

Я сжал вилку так, что серебро затрещало, и зажмурил глаза. Решил, что не буду дожидаться, пока он найдет меня, вытащит из буфета и прикончит колуном, а выскочу из моего убежища как Чапаев на беляков и… ударю его вилкой в тощее брюхо. Он выронит топор и упадет, а я убегу в подъезд и спущусь к Ваське, на третий этаж. У него всегда дома дед-профессор. Он защитит меня от злодея.

Меж тем Мосгаз неотвратимо приближался к моему убежищу. Как будто его тянуло ко мне магнитом. Я слышал его дыхание. Он звал меня почему-то по имени, коварно предлагал вылезти из буфета и попробовать свежих пряников.

Постучал по красному дереву.

Сейчас откроются дверки буфета и…

Я набрал в легкие побольше воздуха, зажмурил глаза, бешено сжал вилку и, громко крича ураааа, выбросился из буфета, как цепной пес из будки…

Мой дедушка, зашедший проведать меня в обеденный перерыв, едва успел схватить мою руку с двузубой вилкой. Медовые пряники, которые он купил в булочной напротив, выпали из авоськи и раскатились по всей комнате как золотые монеты.

В дрожащих руках он держал письмо счастья и растерянно глядел на меня.

Июнь года 1972-го.

Года высылки Бродского, выхода на экраны «Соляриса» и Мюнхенской Олимпиады…

Пицунда. Второе ущелье. Спортивный лагерь МГУ «Солнечный». Коттеджи на две комнатки каждый. В единственном коттедже, выходящем верандой на море, в правой от входа комнатке — над пропастью во ржи — сплю я. Мне шестнадцать лет. В другой — спит на составленных кроватях моя тетка Раиса с любовником, капитаном дальнего плавания из Одессы. Туда, в левую комнатку капитана поселил на недельку по протекции тетки начальник лагеря Николай Иванович Фантомас.

Пять утра. Солнце еще не встало. По пицундским меркам — прохладно, около 28 градусов. Море — синее, облачка по небу бегут как овечки — розоватые… влажно и душно кавказское утро.

Лагерь еще спит, спят зеленые холмы вокруг него, спят лиловые горы, кое где покрытые белоснежными мехами, спит Черное море… лишь один человек не спит, и не пьет шампанское, а бегом бежит по пляжу от рыбзавода к лагерю Солнечному. За плечами у него — небольшой рюкзак, в правой руке — раскладной нож Белка.

Это законный муж тетки Раисы, мой дядя Толя. Тогда еще молодой, пышущий здоровьем, накаченный мужчина. По профессии — физик-ядерщик.

Толя подозревал, что его жена использует поездку в Пицунду, чтобы встретиться с любовником, с которым познакомилась и сошлась четыре месяца назад на научной конференции в Питере. Чтобы застать прелюбодейку на месте преступления, Толя прилетел в Адлер на два дня раньше оговоренного срока (согласно раненному плану, капитан должен был уехать вечером, а следующим утром должен был прилететь муж). Приземлился в Адлере поздним вечером. Автобусы уже не ходили, на такси у Толи денег не было — и он пошел пешком. Из Адлера в Пицунду. И шел и бежал всю ночь, как марафонец, между небом и землей, по дороге, на которой ежегодно гибнут десятки человек. Разогревал свою ревность эротическими фантазиями, крепко сжимал нож в жилистой руке. От Веселого до Гагры его впрочем подвез какой-то сердобольный водитель. Границ тогда там не было. Войной и не пахло. Пахло только вином и шашлыками…

Он вошел в лагерь со стороны пляжа в пять пятнадцать утра. И прямиком направился к нашему коттеджу. Открыл без стука дверь в правую комнату (мы не запирали). Посмотрел на незастеленную кровать, где должна была спать моя тетя. Тети на ней не было. Вместо нее на постели лежал бумеранг, который я вырезал из весла от спасательной шлюпки. Бумеранг летал хорошо, но не возвращался. Один раз я даже ранил им зеленую ящерицу метрах в тридцати от меня, на скалах. Бедная зверюга упала на мелкую пицундскую гальку. Я видел кровь, видел, как она тяжело дышит. Поклялся больше никогда ничего не кидать в живых существ.

Толя перевел глаза на меня. И — обознался, вообразил, что я любовник его жены. Сорвал с меня одеяло, схватил левой, стальной рукой мои, тогда еще буйные курчавые волосы, а правой приготовился нанести удар ножом в сердце. Заревел, как разъяренный Атилла: «Где моя жена? Где Раиса? Считаю до десяти, не ответишь, убью!»

Я оценил свое положение мгновенно, несмотря на то, что сон, а снилось мне озеро Виктория, в котором я ловил руками вместе с нежными смуглыми девушками синих очаровательных рыбешек, не отпускал меня, как навязчивое воспоминание или запавший в память кинофильм. Но вот, вынырнувший из темных глубин прапамяти серебристый окунь размером с льва проглотил одним махом целую стайку васильковых рыбок, взлетел в сияющее небо и скрылся в нем, как юношеские надежды скрываются от нас в тяжелом мареве сороковых-пятидесятых наших годов, смуглые красавицы растаяли в воздухе, как миражи, а чудесное озеро Виктория превратилось в обитую грубым оргалитом стену, по которой быстро ползла сколопендра длиной с шариковую ручку. До меня долетел Толин счет. Пять, шесть, семь…

Неужели он считает ее ноги?

Когда он дошел до девяти, я подал голос.

— Толя, я не тот, кого ты ищешь! Я Вадим, твой племянник, ты помогаешь мне по четвергам задачки по геометрии решать… Помнишь, строили треугольник по трем высотам…