Игорь Шестков - Покажи мне дорогу в ад

За ужином Цыпа и Валидол выпили бутылку водки и половину бутылки белого вина «Аг-Суфре», оставшуюся от предыдущей попойки. Ритка, чующая неладное, к спиртному не прикоснулась.

Цыпа вначале волновался, но за водкой, вином и колбасой успокоился, а в конце ужина наклюкался и плел всякую ерунду. Рассказывал что-то о парашютистах и собаках-поводырях.

Валидол же, хотя и выпил не меньше Цыпы, не опьянел. Разговор о поводырях он поддерживал только из вежливости, а сам все с большим интересом смотрел на ежащуюся под его колючими взглядами Ритку. Показал фокус — налил в рюмку вино как бы не из бутылки, а из собственного большого пальца. Цыпа фокус не оценил, потому что лыка не вязал, а обеспокоенная Ритка на пальцы Валидола и не смотрела.

Встали из-за стола. Покачивающийся Цыпа вдруг объявил сладким пьяным голосом: «А теперь детки, попрошу вас в кроватку!»

Посмотрел на жену масляными глазами и потянул ее за собой в спальню. Валидол уже был там и хлопотал у камеры.

Ритка не выдержала, выпалила Цыпе в лицо: «Ты что это задумал?»

— Хочу сделать несколько фото… Не беспокойся, Риточка, ничего страшного… не волнуйся, раздевайся и ложись!

— Каких фотографий?

— Таких. Ты ляжешь в постельку… со мной, а Валидольчик нас сфоткает. Он свое дело знает! Он еще Днепрогэс фотографировал.

— Ты что ошалел? Какой Днепрогэс? Не буду я раздеваться при чужом мужчине!

— Ну, миленькая, Ррриточка… ну что ты расстроилась? Я ведь твой муж… законный и едино… утробный… мы не будем делать чего-нибудь того… я пакостей не уважаю! Просто полюбим друг друга… как завещал великий Ленин. Пусть всегда буудет солнце!

— А веревки зачем? И ремни?

— Ах, это мелочи, чепуха. Я свяжу тебя… и несколько раз ударю… не больно! Только, чтобы любовь была покрепче и солененькой.

— Солененькой?!

Ритка наконец поняла, что задумал ее муж, присела на стул и беспомощно заплакала. Без слез. Так наверное плачут мертвые.

Цыпа тем временем разделся и лег в кровать. Решил потренироваться — принял позу миссионера, потом лег на спину, повернулся на бок. Попробовал веревку на разрыв, несколько раз хлестнул ремешком матрац. А потом… зевнул… свернулся калачиком, укрылся верблюжьим одеялом и захрапел.

Валидол, убедившись, что Цыпа спит, подошел к Ритке, нежно погладил ее своей татуированной лапой по голове и проговорил вельветовым голосом: «Обещаю вам на вас не смотреть, ни разочка на вас не взгляну… только композицию буду проверять и освещение… от вашего тела буду отводить глаза. Прошу вас, не стесняйтесь. Представьте себе, что меня нет. Я не человек, а привидение… смотрите, уже пропал».

Валидол спрятался в тень от книжного шкафа и действительно как будто исчез.

Потом появился… с загадочным выражением лица, как фокусник на сцене театра, и вдруг подал Ритке маленькую шоколадку. В форме солнышка с лучами.

И Ритка, загипнотизированная его вежливостью, развернула трясущимися, стертыми от постоянной стирки пальцами огненно-красную фольгу и машинально положила сладкое в рот. Медленно прожевала шоколад, глубоко вздохнула… и уронила голову на грудь. Уснула! Как пациент под наркозом.

Валидол предвидел, как подействует шоколадка с кустарно изготовленным лауданумом на женский организм. Он погасил ненужные лампы, быстро разделся, раздел и перенес Ритку на кровать. Осторожно вставил ей в рот кляп, раздвинул бедра и ловко связал ее руки и ноги бельевой веревкой. Перевязал и ее маленькие груди.

С дрожащими от страсти руками порол ее минут десять ремнем от груди и ниже. После этого совокупился с ней. Ритка очнулась во время порки, но кричать не могла из-за кляпа.

После второй порки и нового совокупления Валидолу неожиданно стало плохо с сердцем. Он умер прямо во время оргазма. А через несколько секунд после его смерти кончила Ритка. Первый раз в жизни. Сладкие судороги били ее долго…

Цыпа так и не проснулся.

В три часа ночи к ним пришла милиция с понятыми, делать обыск. Дверь в спальню не была заперта.

Милиция обнаружила на двуспальной кровати троих человек. Двоих мужчин и одну связанную женщину с кляпом во рту и в кровоподтеках.

Один мужчина был мертв, другой — пьян.

Женщина лежала неподвижно, смотрела в потолок счастливыми глазами и улыбалась.

Жил я тогда в Москве, в университетском доме на Ломоносовском проспекте. Было мне восемь или девять лет.

Все мои знания об отношениях между полами я получил на улице. Никакой другой информации об этом, жгуче интересном для взрослеющего мальчика предмете, я не получил. Ни от родных, ни от школы.

Меня неодолимо тянуло к девочкам… а взрослые полногрудые женщины разжигали во мне такое пламя… которое не могли погасить ни ежедневные двухчасовые тренировки, ни нудные уроки в английской школе.

Я ничего не знал о романтической, нежной стороне половой жизни. О том, что предшествует совокуплению. Не знал даже о том, что физическая любовь приносит наслаждение. Понятия не имел о менструальном цикле, о климаксе.

Половые органы взрослой женщины видел только один раз — еще дошкольником. Мертвецки пьяная рабочая со школьной стройки валялась в лопухах метрах в ста от Дома преподавателей. Без штанов.

Грязные сапоги до колен. Полные короткие бедра — раздвинуты. Большие отвислые груди с пористыми сосками вылезли из-под расстегнутого ватника…

Мы, дети из окрестных дворов, подходили к ней и смотрели. И я смотрел. Было стыдно и жутко и сладко. Розовая кожа на лобке, поросшая темными волосами, зловещие красные пятна и бородавки в паху, уродливые срамные губы и жутких размеров красная дырка, в которую можно было всунуть ногу, похожая на пасть инопланетного чудовища — понимания в интимных делах мне не прибавили, зато посеяли в детской душе семена похотливой жестокости и цинизма.

Какой-то дерзкий мальчишка вставил лежащей во влагалище дымящуюся сигарету.

Всю свою жизнь я не мог забыть эту картинку… и она, против моей воли, накладывается на все воспоминания об интимных встречах с моими милыми женщинами.

В нашем дворе жили два моих одноклассника — Тема и Вася.

Тема был худенький и высокий, миловидный. С рыжеватым пушком на персиковом личике. Вася — пониже и пошире. Покрепче и погрубее. В его походке, разговоре и повадке то и дело проглядывал будущий сварливый, всем недовольный мужик лет пятидесяти.

Подбегает ко мне однажды Вася, запыхавшийся, красный и взволнованный. Орет: «Айда в Красные дома, там дядьки деньги раздают».

— Откуда знаешь?

— Я с Темкой бегал у одного подъезда. В салочки играли. Там Чиж стеклянный шарик нашел. Офигеть, шарик. Всю Землю видно. Дядьки подошли, сказали: «Хотите дадим вам по рублю? Пошли с нами в подвал. Темке рубль дали, он пошел. Я схитрил, сказал, меня мать ждет… а сам за тобой…»