Игорь Шестков - Покажи мне дорогу в ад

В ночь перед приездом Олега не мог заснуть. Думал, думал, как будто гранитные шары катал. Две недели! Две недели Олег будет жить в моей временно пустующей двухкомнатной квартире. Гость из России.

Ненавижу гостей! И сам ни к кому в гости не езжу, потому что не только принимать гостей у себя, но и самому быть гостем — отвратительно. Чужая постель, чужой толчок, полотенца, тарелки, вилки…

Успокаивал себя так: «Олег — человек хороший, интеллигентный, чистый, опрятный, скромный и ни в коем случае не навязчивый. Ну поживет в твоей квартире… ты-то сам там не живешь сейчас… не надо быть собакой на сене… через две недели уедет. Ты белье постираешь, пол подметешь… и все».

И ванну придется чистить! Волосок набоковский искать.

Вычистишь!

И электроплиту загадит!

И плиту почистишь!

А если он тараканов и клопов завезет? Россия страна грязная.

Выморишь.

Он твои фотографии будет смотреть и книги!

Очень кому-то интересно смотреть твои фото… дедушек, бабушек…

И на кой ему твои книги сдались, у него своих в московской квартире — в пять раз больше.

И вообще, если ты так негостеприимен, то зачем ты его пригласил? Ты ведь никого никогда не приглашал, чертов бобыль! А Олежку пригласил!

Пригласил не потому что он такой хороший, а так… была одна мыслишка.

Ага — мыслишка! Это какая-такая мыслишка? Нам все твои мыслишки известны! Не пролезешь сквозь игольное ушко, верблюд.

Мыслишка? Вот теперь принимай его и корми, и пои, и по Берлину води…

И денег ему придется дать — у него заведомо нет ни гроша!

Были бы у него деньги — ни за что бы он к тебе не стал напрашиваться. Тоже ведь, гордый. На какой хрен ты ему нужен? Другое дело — квартира в Берлине. Пусть и в Марцане. Это — что-то. А ты — и для него и для всех них — ничто. Отрезанный ломоть.

Уже давно-давно я догадался, что у тех, ну у неуехавших, у оставшихся… у всех до единого… есть какая-то тайна. Позорное темное пятно в биографии. С ними что-то произошло… Что-то ужасное… Что — не знаю. Но знаю, когда. В ельцинское время. И это что-то их изменило радикально и навсегда. В худшую сторону. Каждого, конечно, по-своему.

Например, была у моей жены подружка детства — Маринка Лупова. Десять лет они в петяринской школе на одной парте просидели. Как Плюшкин говорил — однокорытники. В советское время — своя в доску баба. Как и все мы — научная сотрудница в НИИ. Легкая на подъем, веселая… Обожала танцевать. Вместе семьями в Гудауту ездили. Жену любила, часто к нам приезжала и болтала часами. И не только о детях. Книжки умные читала и водку пила как чай.

И вот… приехала эта Маринка к жене во Францию на недельку погостить…

Когда? Забыл. После войны с Грузией, но еще до аннексии Крыма. И я там находился в это время, случайно совпало, приезжал с младшей дочкой поиграть. Обрадовался, когда узнал, что Маринка приедет… думал… о прошлом покалякаем, старых друзей вспомним. Даже поехал с женой Маринку в аэропорт встречать.

Стоим, ждем. Мороженого взяли, жуем. Жена — клубничное, легкое, а я — шоколадное, с орешками, Магнум. Объедение.

И вот видим, выходит Маринка. Идет как-то боком. Постаревшая, располневшая и мрачная, как грозовая туча. Смотрит на нас так, как несчастная Мария-Антуанетта наверное смотрела на палача Сансона, хлопочущего у гильотины.

Жена, добрая душа, расчувствовалась, кинулась к ней с объятьями. Та как-то криво и неохотно обнялась с ней, а мне только кивнула… кисло…

А ведь было время, когда…

И всю неделю, что у жены жила — только ворчала: «Если бы у меня была такая зарплата, как у тебя… хорошо вы тут живете, немцы… французы… Все нашу бедную Россиюшку грабят!»

Жена спрашивала: «Это как же я твою Россиюшку граблю?»

— Ты, Милочка, не понимаешь, ты слишком темная. Сидишь тут в деревне и на работу ходишь на свою фабрику.

— Ну ты меня и просвети. Я сколько раз в Россию посылки посылала. И деньги жертвовала.

— Я бы тоже жертвовала, если бы столько получала.

Получала Маринка тогда, кстати, не меньше жены, а больше, раз по шесть в год путешествовала по миру… жила в хороших отелях… на работе у нее был только один присутственный день… о чем бедной моей жене только мечтать приходилось, она только о том думала, как бы детей поднять. От меня она помощи не получала. Я в то время был безработным, и заказов у меня не было. А муж Маринкин, кстати, зарабатывал в тогдашней, еще не упавшей, России — тоже прилично. И дети у них выросли. Так что эта фраза Маринкина — про зарплату — была просто наглым враньем.

Что превратило жизнерадостную Маринку в злобную старую стерву, мы с женой не знали. Думали-гадали, да все попадали в молоко. Время? Не только.

Произошедшую с Маринкой метаморфозу можно назвать «фатальным остервенением».

Были и другие варианты, ничуть впрочем не лучшие.

Случайно оказавшиеся в «золотом путинском миллионе» или рядом с ним люди становились поклонниками Путина… боготворили его… поддерживали и одобряли любое кремлевское скотство. А ведь раньше… в застойное время многие из них чуть ли не диссидентствовали. Этих кстати понять можно — они отрабатывали свои деньги… тряслись за вывезенные за рубеж средства… за недвижимость тут и там… они знали — в любой момент их могут ограбить свои или привлечь к суду чужие. Этим людям я никогда не завидовал… Их можно было охарактеризовать так — «лизуны-апологеты». Бывали они трех видов — «шизанутые», «оголтелые» и «умеренные». Первые визжали, плюясь и хрипя: «За Путина порву глотку! Гланды вырву! Моргала по асфальту размажу!»

Вторые кричали соло и хором: «Россия — это Путин, без Путина нет России! Поняли? Поняли все?»

Третьи резонерствовали: «Если не Путин, то кто? Кто, я вас спрашиваю?»

И грозно сверкали жирными щеками.

А если им что-то отвечали, они тут же начинали визжать и плеваться.

Были, впрочем, среди «лизунов-апологетов» и исключения. Вроде моего бывшего одноклассника Пети А. Он о политике (по слухам) вообще никогда ни слова не сказал. Очень умный человек. Какая сила воли… никогда!

Зато он любил повторять следующую максиму (читал в его официальных интервью): «Я материально бывшим друзьям не помогаю. Всем помогать — денег не хватит».

Браво, Петя, долларовый миллиардер, браво! Хорошо поработал в ельциновской сауне! И жизнь понял, мудрец, и политэкономию! Главное, не изменяй этому принципу и дальше. Тебе могилку стекловатой выложат благодарные потомки.

Кроме «фатально остервенелых» баб и богатеньких «лизунов-апологетов» были еще и не выходящие из стадии изумления «совки-коматозники», «мнимые активисты», вечно планирующие массовые протесты, пишущие и теоретизирующие и даже один раз просидевшие три часа в полиции, а также «космонавты» (не поддающиеся описанию словами идиоты, витающие в небесах).