Игорь Шестков - Покажи мне дорогу в ад

Выключил ящик. Вышел на балкон, сел в шезлонг и стал на Юпитер смотреть. В этом году Юпитер торчит прямо перед нашим балконом. В бинокль и галилеевы спутники видны. Забавно. Ты смотришь на них из Марцана, а с какой-нибудь Европы на тебя смотрит в свой телескоп выползший на поверхность льда стоглазый спрут и размышляет: «Есть ли жизнь на этом дурацком шарике, так близко расположенном к Солнцу? Там же так жарко и неуютно!»

Я думал об Олеге. Верил ли я ему? И да и нет. Да-да, хитер и циничен. Но и хитрые и циничные тоже болеют этой ужасной болезнью. И что ему надо от Горкиных? Интервью с Людмилой? Не верится. Чихал он на «литературу русского зарубежья».

Даже не спросил, как я живу… что пишу…

Нет, он в Берлин не ради музеев приехал. И не ради тебя. Хотя много лет назад, однажды… на картошке… советская романтика… да, на картошке, мы случайно остались одни в душевой пионерлагеря… Мылись в кабинках напротив.

Нет, нет, не вздыхайте, господа, не отводите мученически глаза и не кривите ваши благородные хлебоприемники… ничего страшного не произошло…

В какой-то момент я почувствовал… его влечение…

Он не смотрел на меня… взгляд его был печален, горек, он смотрел вниз.

Смотрел сквозь земляной пласт, в ад, на Сатану, сгорающего заживо на раскаленной решетке, как его нарисовали братья Лимбурги для «Великолепного часослова герцога Беррийского», знатока искусств, мецената и безнадежного должника.

И его влечение опалило меня… и я почувствовал в себе сатанинскую страсть.

Я был молод и неопытен. Заячья душа. Если бы он сделал следующий шаг… но он его не сделал. И слава богу. Но жар этой страсти, жар одного только мгновения, я не забыл до сих пор. Поэтому и ответил на его имейл, в котором он писал о намерении посетить Берлин и просил найти недорогую гостиницу. Поэтому и предложил остановиться пожить в моей квартире.

Хорошо, что все прояснилось, и дикая идея не получила никакого воплощения! И мое постаревшее тело не испытало «сварливого старческого задора»… попахивающего по словам классика камфарой.

И все же, что ему на самом деле нужно от госпожи Горкиной?

Неужели и вправду — интервью?

Шито белыми нитками.

Выдержал паузу. Горкиным позвонил только через три дня.

Подошел Марк, муж Людмилы, с ним меня познакомил… кажется Боря М..

— Послушай, Марк, у меня есть бутылочка Макаллана двенадцатилетней выдержки. Вкус мягкий. Дорогая. Да, американский дуб и из-под бурбона. Одному мне ее не осилить, а выпить надо и немедленно. Сегодня вечером? Чудесно. Ты не против, если я мальчика своего возьму с собой? Хорошего, хорошего… не боись, не обидит, он смирный, посидит в сенях, картошку почистит, на губной гармошке поиграет. Да, серебряные ложки прятать не обязательно… а у тебя они есть? До встречи!

Позвонил Олегу на мобильник. Тот обрадовался. Про «мальчика» ему ничего не сказал. Авось не прогонят. Договорились встретиться на перроне эсбана в семь. Ехать нам было нужно в Шпандау. Через весь город.

По дороге Олег неожиданно заговорил о своем покойном отце.

— Знаешь, после того, как папа умер, я сдал нашу старую квартиру на Тверской. Ну ту, шикарную, ты в ней был, с антресолями. Я иначе не могу, жить не на что. А так… мне и на квартплату в Медведково хватает и на жизнь остается. Так сейчас многие москвичи делают. Сдал знакомым со средствами… И вот, представляешь… никак не ожидал, знакомые мне стали жаловаться… Якобы, по ночам, в тишине, они вздохи слышат… кашель отцовский… и его тяжелые шаги. Даже иногда слышат, как он бормочет что-то, как бормотал при жизни… последние два-три года, когда Альцгеймер уже сожрал его мозги… Все маму звал, говорил с ней… что-то ей рассказывал…

— Позови попа, или раввина… Отслужи молебен. Съезди на кладбище, положи камешек. Я не знаю, что в таких случаях делают. Обратись к охотникам за привидениями. Я твоего папу помню… жизненная сила у него была как у мамонта. Пятьдесят лет преподавал в Совдепии марксизм-ленинизм и дожил до восьмидесяти пяти… На это только евреи способны. Русский бы или спился или раньше в ящик сыграл…

— Ты будешь смеяться, но я действительно и попа приглашал и с раввином советовался. Все без толку. А знакомые — помучились с полгода и съехали. И те, которые после них там жили, тоже. Кряхтит, бормочет, ходит… Книги берет с полок… они падают. Маму зовет. Уходить не собирается. Говорят, некоторые не способны понять, что умерли… что попали в лимб. Я там несколько раз переночевал, хотел сам убедиться.

— Убедился?

— Такие страсти… Расскажу после гостей. Смотри, мы уже в Шпандау. Где тут тюрьма?

Не сразу нашли дом, в котором была квартира Горкиных. Трехэтажный… окна с жалюзи… так себе… но с видом на канал Мюленграбен. Позвонили.

Открыл нам Марк, быстро оглядел меня, а потом уставился на Олега. Довольно недружелюбно.

— Это твой мальчик, который картошку чистить будет?

— Ну да.

Олег веско представился: «Я Олег Соколовский, четыре дня как из Москвы. Свободный журналист. Почитатель прозы вашей жены. Старинный приятель господина Ш. Обещаю, что никаких неудобств вам от меня не будет. И картошку почищу, если надо. И полоний я с собой из Москвы не захватил».

Марк ненавистно посмотрел на меня, потом на Олега. Я подумал — сейчас он нас обматерит и выгонит.

Но неожиданно… сахарная женская рука с тяжелым золотым браслетом в виде двух переплетающихся змей… обняла его за плечи и подергала его ухо за мясистую мочку, из которой росли несколько сивых волосков.

Людмила Горкина произнесла не допускающим возражений тоном: «Господа, мы рады вас видеть, проходите в гостиную. Обувь можете не снимать».

Небрежный, подчеркнуто сухой взгляд, брошенный ей, как бы невзначай, на моего приятеля, выдал мне то, о чем я не хотел и думать — они были знакомы раньше.

И встреча эта будет иметь серьезные последствия, возможно трагичные. И виноват во всем — один я. Точнее — та самая мыслишка. Так из крохотного зернышка вырастает треклятый баобаб.

Последняя надежда… все это ты сам навертел, как турок навертывает не очень свежее баранье мясо на специальный вертел… кона сом, чтобы потом печь его и срезать тоненькие кусочки для дёнеров…

Никаких драм… выпьем… поболтаем… разойдемся… через десять дней он уедет. А Людмила будет и дальше счастливо жить со своим верзилой Марком и писать романы.

Поставил бутылку Макаллана на стол.

Решили ее не охлаждать. Марк принес кубики льда в хромированной ванночке, содовую и бокалы. Налил себе и нам немного чистого виски.

Чокнулись молча, выпили… посмаковали… мне показалось, что у меня во рту пожар начался…

Через минуту я не выдержал, глотнул из запотевшей бутылочки содовой воды… жжение во рту сейчас же прекратилось. Как можно пить этот адский напиток и получать от этого удовольствие?