Ян Козак - Святой Михал

Наши читатели обычно спрашивают меня: «Как вы пришли к этой теме, как собирали материал для своего романа?» Об этом, видимо, следует рассказать и советскому читателю.

Все было просто. Партийный работник, историк, я преподавал тогда в Высшей партийной школе при ЦК КПЧ и занимался главным образом периодом кооперативного строительства нашей деревни. Месяцами я жил среди своих героев, вероятно, правильнее было бы сказать — жил вместе с ними их жизнью. Я близко узнал Михала и Вилема. Видел их за работой в поле, в канцелярии местного национального комитета, не раз сиживал с ними в погребке. Мы часами обсуждали там события, которые приводили в движение «мое» село, за стаканом прославленного красного вина Михала, наслаждаясь его чудесным, пряным ароматом; мы «сводили баланс» и «утрясали планы» кооператива на будущее. По правде говоря, у меня никогда не хватило бы фантазии написать «Святого Михала», если бы на моих глазах не «созревали» судьбы поречан, бродя, как их молодое вино, и если бы я не располагал временем, достаточным для того, чтобы узнать, как бродит, как созревает это людское «молодое вино» и каково оно на вкус. Признаюсь до конца — был я и на той пирушке в школьном саду, наслаждался вместе с Михалом, Вилемом, Эдой, Адамом, Касицким и остальными купанием в ласковых водах неторопливой речки Ду́ши; на залитом солнцем берегу вместе с Адамом и Эдой поджаривал на вертеле щучек и окуней… Был я там и когда Руда собирался, а затем отправился в Америку за долларами, полученными в наследство. Ну, да что тут скрывать — он и меня потряс тогда своим огромным тюком багета, который поволок за океан. И мне он доверил свою тайну, открыл причину своего упорного желания во что бы то ни стало отправиться за океан, и мне он рассказал о своей изощренно-хитрой уловке. Должен сказать, что все это мы потом обсуждали в погребке, и Вилем чертыхался, а Михал снисходительно улыбался. А Гавая? Я побывал не в одном цыганском поселке и, естественно, знал немало их обитателей. И там тоже была своя сложная жизнь — горести и радости она рассыпала щедрой рукой. Вот так я собирал «материал».

Да, я стремился показать врожденную способность простого человека радоваться всем дарам жизни и бороться за них. И именно в ту пору, когда основной вопрос — идти против кооператива или с кооперативом — был окончательно решен. Решен такими, как Вилем, Эда, Адам. Они помогали появлению новой жизни на свет, «они ее оплодотворили и в то же время вынашивали в себе ее плод; они были как бы и отцом, и матерью, и повивальной бабкой новой жизни. Они выхаживали младенца, заботились о его пропитании в добрые и недобрые времена. Потому-то всем сердцем и привязаны к ней, защищают ее и готовы ради нее на самые тяжкие жертвы. Они оберегают ее, возможно, с чрезмерной тревогой и подозрительно следят за всеми, кто по неведению или по злому умыслу хотел или мог бы причинить ей вред». Вот так и начиналась, да и продолжается по сей день, борьба за то, как лучше благоустроить село, как добиться процветания кооператива. За что первым делом взяться засучив рукава, на ч т о и к а к опереться, чтобы революционные перемены в нашем селе, вдохновляющим примером для которых послужила коллективизация советской деревни, достигли вершины возможного. К этому теперь и стремится Михал. Михал, который вначале не понимал, а на определенном этапе стал талантливым продолжателем дела, начатого не им. Теперь Михал стоит во главе — вместо тех, кто уже не поспевает за темпом перемен. А поскольку герои «Святого Михала» — живые люди со своеобразными характерами, люди, у которых извечная тяжкая борьба за кусок хлеба выработала не только упорство и сообразительность, но и лисью хитрость и изворотливость, то действие романа, его содержание — это их подлинная борьба, их подлинная жизнь.

Этот период нашей истории, наполненный будничным трудом и, казалось бы, лишенный пафоса, представляет собой неотъемлемую часть истинно героической эпопеи нашего социалистического века. Поэтому роман «Святой Михал» по своему замыслу и внутреннему заряду касается не только деревни и не только 60-х годов; а поскольку он рассказывает о борьбе за новое, лучшее в нашем обществе, то проблематика его актуальна и ныне. И не только для нас, чехов и словаков. А умение с юмором смотреть на происходящее, даже в ситуациях весьма важных, должно помочь лучше и глубже понять бурлящее кипение наших сегодняшних дней, которые еще надолго останутся сегодняшними.

Итак — в добрый путь, «Святой Михал»! В добрый путь, Михал, Вилем, Адам…

В редкостном по красоте и поистине благодатном месте расположилось село Поречье. Его приподнятую верхнюю часть — «голову», лежащую у подножия лесистых вигорлатских холмов, — венчают виноградники и сады, а нижняя — «ноги» — протянулась к речке Душе, окаймленной ивняком и ольшаником, и плещется в ней.

Виноградники, сады и крестьянские усадьбы спускаются к широкой плодородной равнине, где на полях, перемежающихся тучными лугами, колосятся хлеба, зреют овощи. А низменность, которая простирается за ними далеко к юго-западу, настолько удручающе однообразна, что навевает уныние и сон. Однако пореченский уголок здешнего края — щедрый и приветливый, — кажется, раскрывает объятия каждому. Он славится своим вином, недаром называемым «Жемчужиной Поречья», обильными урожаями салата, цветной и белокочанной капусты, огурцов, помидоров, лука и сладкого перца. В садах его вызревают великолепные сочные фрукты.

Низменность, которая начинается сразу же за Павловицами — районным центром, расположенным неподалеку от Поречья, — в летние месяцы обычно страдает от засухи: ее почву иссушают палящее солнце и знойные ветры. А в Поречье, у подножия холмов, леса надолго сохраняют свежесть воздуха. Холмы защищают село и от северных и от восточных ветров. Поречане могут обозревать дали родного края, расстилающегося у их ног, могут часами бродить по вигорлатским чащобам, где и по сей день еще обитает уйма всякого зверья. Порой в темноте на винограднике среди лоз крадется рысь, бывает, дикая кошка или лиса выбираются в ночную пору чуть ли не на самую сельскую площадь. Задушат и утащат цыплят или гусят, дремлющих в загородке — ведь они держатся кучкой, — да и фазанов пожирнее, которые предпочитают гнездиться лишь за речкой. Заходить туда хищники отваживаются только знойным летом. В такую пору речка высыхает почти полностью, и тогда на камнях и обнажившихся отмелях, на песке между ракушек и водорослей появляются следы их лапок. Осенью в утренней тишине даже на сельской площади можно услышать, как воинственно трубят олени. Если молодая свинка невзначай забредет за пределы усадьбы, то может статься, что через некоторое время она принесет «незаконный» приплод: поросят с черными полосками на спине и другими отметинами, свидетельство того, что папаша их — дикий кабан из соседнего леса.