Ян Козак - Гнездо аиста

Илона присела на постель и осторожно, двумя руками взяла его за голову. Ее ладони горели.

У нее уже кончалось дежурство, когда в поликлинику пришел лесник и рассказал, что происходит в Трнавке. Телефонная связь была прервана. Он приехал за врачом для Ивана Матуха, которого отвезли домой. Но врач как раз уехал к больному, и нужно было ждать его возвращения. Когда Илона услышала, что случилось, у нее как будто сердце остановилось. И тут же ее охватила лихорадочная жажда деятельности. Она сунула в свой фельдшерский чемоданчик перевязочный материал и уже через минуту сидела на мотоцикле за спиной лесника.

— Поехали, — сказала она, — доктор приедет вслед за нами, как только вернется.

По дороге она все расспрашивала лесника, а в Трнавке едва удержалась, чтобы не уговорить его сначала заехать сюда, к Копчикам. Иван лежал в постели. Эва не отходила от него. У него были ссадины на груди, но ребра, кажется, были целы. Илона обнаружила два больших кровоподтека — на щиколотке и на левом плече. Она оказала Ивану первую помощь и, схватив чемоданчик, побежала к Павлу.

— Не так уж все плохо, — сказала она с облегчением, осмотрев его рану. — Тебе повезло. Еще немного — и был бы тебе каюк. Скоро приедет доктор к Ивану и зайдет к тебе.

— А что с Иваном? — спросил Павел. Он пытался сесть, но она удержала его, слегка нажав на плечо.

— Лежи. Надеюсь, с ним ничего страшного не случилось, хотя и его здорово отделали. Пока что он даже шевельнуться не может.

Павел выругался.

— Ивану больше всех досталось, — сказала мать и перекрестилась. — Бедная Эва. А этот негодяй Петричко, самый большой грешник и безбожник, удрал. Я слышала, на площади кричали об этом.

Павел не слушал ее… Значит, Иван…

Илона, порывшись в своем чемоданчике, достала бинт, щипчики, пинцет, открыла пузырек с йодом. Павел встрепенулся.

— Какой еще доктор? Не нужен он мне, — сказал он со злостью. — За всю свою жизнь я был у врача только раз, в армии, когда призвали на военную службу. Такого удовольствия я им не доставлю.

Илона посмотрела на него, глаза ее сверкнули, брови взметнулись.

— Замолчи! — прикрикнула она на него. — Я тебе говорю, еще немного — и отправился бы ты на тот свет. Тебя не вырвало?

— Нет, у нас в семье этого не бывает. Мы едой не разбрасываемся.

— Ну, хорошо. А теперь помолчи.

Илона снова склонилась над ним. Он почувствовал, как она осторожно раздвигает слипшиеся от крови волосы над его ухом.

— Нагни голову и потерпи, Павел. Будет немного больно. Края раны надо продезинфицировать. Она неглубокая, но довольно большая. Тебе и в самом деле здорово повезло.

— А ты в этом разбираешься? — спросил он недоверчиво.

— Немного, — сказала она. — А теперь молчи.

Жгучая боль пронзила все его существо. Павел застонал, в глазах потемнело, он покрылся испариной.

— Ну вот и все, — прошептала Илона. — А теперь я положу на рану примочку из ромашки.

Жар во всем теле понемногу ослабевал, только в ране, смазанной йодом, равномерно, как тиканье часов, пульсировала острая боль. В горле у Павла пересохло.

— Дайте глотнуть чего покрепче. Там, в буфете, бутылка. В ней, кажется, немного осталось, — попросил он, глядя на мать.

— И не думай, — сказала Илона твердо. — Нельзя, пока не поправишься. Понял?

— Проклятье, — Во рту у него так пересохло, что он еле двигал языком. — Вроде изжога меня мучит.

— Ничего, остынешь. — Илона улыбнулась. — А пока что говори поменьше или лучше помалкивай. Потом я тебе дам отвар из трав. Сильно болит?

Он сжал губы.

Илона наложила на рану влажную марлю, пропитанную настоем ромашки, и легкими, уверенными движениями забинтовала голову.

Павел посмотрел ей в лицо. Она отвернулась.

— Ну так дашь мне хоть этого отвара попить? — спросил он.

Пока Илона перевязывала Павла, мать заварила в кастрюльке травы и слила отвар в кружку. Комната наполнилась запахом йода и трав. Павел различал запах ромашки, сухих цветов подбела, липы, листьев земляники. Это была любимая смесь, которой мать обычно лечила все болезни. Она несколько раз переливала отвар из одной посудины в другую, чтобы он остыл скорее.

— На, попей.

Павел взял кружку обеими руками и пил, пил, пока ему не стало легче.

Он все старался заглянуть в лицо девушки. На мгновенье их взгляды встретились. Илона отвела глаза, улыбнулась и, дотронувшись кончиками пальцев до повязки, будто поправляя ее, сказала:

— Ну и везучий ты — рана ведь такая, словно тебя цепом огрели. Чья это работа? Дюри?

Стянутую бинтом голову Павла снова охватила острая пульсирующая боль. Почему она подумала о Дюри? Почему назвала именно его?

Их взгляды снова встретились. Щеки девушки вспыхнули. Павел тоже почувствовал, что краснеет. Почему она на него так смотрит? Сияющий и в то же время испытующий взгляд. Только теперь он впервые увидел, какие золотистые у нее глаза. Они напоминали янтарь, подсвеченный изнутри.

— Почему ты решила, что Дюри? — спросил он. — Это Гунар. Пишта Гунар огрел меня дубиной. — Голос Павла дрогнул.

Илона поднесла чашку к его губам.

— Погоди, обольешься.

Он отпил. Потом положил свою руку на ее, и она не отдернула ее.

— Доктор быстро поставит тебя на ноги, — сказала она. — Вот увидишь.

— Я же сказал: не хочу никаких докторов. Голова у меня крепкая, ты сама видела.

— Да, крепкая, но упрямая, — кивнула она. — И у меня тоже голова упрямая. Доктора я тебе приведу, потому что он тебе нужен. Рану надо зашить. — Ее взгляд стал твердым.

— Оставь меня в покое с твоим доктором!

Илона насупилась и закусила нижнюю губу. В точности, как ее сестра. Как Анна. А вот голову вскинула более энергично.

— Нет, — сказала она. — Доктор тебе нужен. Я вернусь с ним. А пока лежи, я пойду погляжу, что там с Демко.

Мать проводила Илону до калитки, бормоча слова благодарности.

Павел лежал неподвижно, боль не стихала. Он услышал, как мать возле сарая набирала хворост. Сухо шуршали ветки. Павел медленно поднялся и нетвердым шагом подошел к буфету. Достал бутылку, отпил немного и почувствовал, как приятное тепло растворяет противную сухую горечь, которая его так мучила. Он выпил еще глоток и поставил бутылку на место. Потом снова лег на постель и на минуту закрыл глаза. Мать вернулась, осторожно положила хворост в ящик и пошла в хлев доить козу. Затем у постели появились чьи-то босые ноги, и, приглядевшись, Павел узнал сына Мишланки Янчи. Мальчик сказал Павлу, чтобы он пришел в свинарник.

— Кто тебя послал? — вяло спросил Павел. Веки его слипались. Он чувствовал страшную усталость и был словно в каком-то дурмане.

— Демко.

— А что ему надо?

— Не знаю, — сказал мальчик.

Интересно, что нужно от меня Демко, подумал Павел. Должно быть, хотел посоветоваться насчет свиней, их можно хорошо продать, если уж все кончено. Павел был рад, что и с Демко ничего страшного не случилось. Илона, наверное, его не нашла, раз он уже в свинарнике. А может, он там прятался.