Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

Делегаты, вспоминая такие тяжелые бои, чуть ли не выли, а Ильич внимательно слушал их и посмеивался в ладошку. И была у него основательная причина смеяться, как понял потом справившийся с волнением Дмитрий.

— Трудно, говорите? — спрашивал Ленин, пытливо заглядывая в глаза делегатам своими быстрыми, проницательными глазами.

— Что вы, товарищ Ильич! Война стала совсем другой: казаки, по существу вопроса, то сзади, то спереди!

— И военспецы бегут к белым?

— Бегут, товарищ Ильич.

— Ай-яй-яй! Это совсем уж плохо. А где бы мне найти для вас таких полковников и генералов, чтоб разбирались в военной ситуации? И при этом не норовили переметнуться к врагу?

Слова Ильича озадачили Дмитрия и резанули прямо по сердцу: да разве царские прислужники станут помогать пролетарской революции! Если же и найдутся среди них помощники, то таких мало, единицы, а большинство грудью прет супротив трудового народа.

— Верно рассудили, — сказал Ленин, склонив голову набок и продолжая улыбаться. — Они — богатеи, и наша революция их не устраивает никоим образом. Так что ищите командиров у себя. Есть же среди вас смышленые и преданные люди!

— Как не быть, товарищ Ильич! Ежели хорошенько поискать, то можно бы и найти.

— Вот видите! Так почему же не поискать?

— Поищем, раз надо.

— Собирайте митинги и смело выдвигайте на командные должности верных людей. Они к белым не побегут, а воевать всенепременно научатся.

Нет, Дмитрию не случайно вспомнилась сейчас эта поездка в Москву. Подходы к Соловьеву нужно искать только через бедняков, бай Кабыр в этом деле комбату никакой не помощник.

Неделю беззаботно гостил Иван Соловьев в корьевой чабанской юрте, что приютилась у мокрого березового колка почти под самым Ключиком. Но об этом никто не знал, кроме хозяина юрты и Миргена Тайдонова, да еще чабанского сынишки Ампониса.

Покинув праздничный луг, Иван направился было в сторону горной тайги в расчете обосноваться где-нибудь в забытом охотниками зимовье. Однако Мирген подумал и возразил ему: нужно сперва добыть настоящее оружие, без винтовки или хорошего дробового ружья нечего делать в тайге. И предложил сперва навестить чабана Муклая, распоряжавшегося на скачках, — уж он-то должен помочь им, потому как давно знает Миргена. Что же касается Ивана, то он не мог не прийтись по душе чабану — хакасы уважают ловких и дерзких мужчин и высоко ценят их дружбу.

В сумерки, когда густым клюквенным соком пролился за гольцы закат, а река задышала холодеющей сыростью, улыбчивый Муклай с веселым говорком и частыми поклонами встречал гостей у своей одинокой юрты. Он нисколько не удивился, что эти двое вдруг завернули к нему: у каждого своя дорога, а Миргена он не видел почти год, интересно узнать, как живет Мирген и что нового в тех улусах, которые проехали желанные гости. У гостей был живой баран — почетный приз на состязаниях, он обещал приятный пир — по извечным степным законам дарового барана следовало резать и есть.

— Одежда хороша новая, а друг старый, — говорил Муклай, принимая от Миргена ременный повод.

По совету гостей, Муклай по топкому кочкарнику свел скакунов в березняк, подальше от юрты, где их никто не смог бы увидеть с дороги. Затем хозяин повесил над костром закопченное ведро с остывшей мучной похлебкой, обложил его сухими смолистыми дровами. Пламя вспыхнуло большим оранжевым языком, враз осветив и юрту, и жердяной загон с овцами, бестолково сбившимися в одну кучу.

— С другом в ладу живи, — протягивая к костру руки и сладко жмурясь, сказал Мирген.

Летняя ночь безмолвствовала, только где-то в остывающей осоке жестко скрипел коростель да рядом время от времени слышалось протяжное дыхание овец. Глядя в дымный костер, Иван поймал себя на мысли, что это уже было с ним когда-то, он вот так же, подобрав под себя ноги и закрыв в полудреме глаза, сидел у костра в ожидании ужина. Но где и когда это было, он не смог вспомнить, наверное, было слишком давно, когда он был совсем другим, молодым и беззаботным, а жизнь казалась ровной и светлой дорогой, на которой его ждали одни лишь радости и удачи.

Теперь же он жил в неизбывной тревоге. Даже в коротких снах за ним бешено гнались его заклятые враги, они то и дело стреляли, и горячие пули больно впивались ему в спину и в затылок. А он бежал и бежал, а сердце рвалось из груди и от смертельной усталости резко подкашивались ноги. Такие сны повторялись ночь за ночью, они вконец изнуряли его, Иван сделался необыкновенно раздражительным, голова трещала и разламывалась, словно с тяжелого похмелья.

Муклай помешивал жидкую похлебку большой деревянной ложкой. Его собранный в гармошку лоб отсвечивал охрой, совсем по-рысьи светились узкие глаза.

— Мне бы такие ноги, аха! — неприкрытый восторг слетал с языка чабана. — Я б заработал себе целую отару жирных овец! Вот с такими, до земли, курдюками!

— Дальше-то что? — поверх огня посмотрел на Муклая Иван.

— Жил бы, как бай, аха! Ел бы, как бай, аха! Сорок баранов, пятьдесят. У кого коровы — тот сыт, у кого овцы — тот сыт и одет.

Где-то у юрты, невидимый в черно-лиловой ночи, хриплым дробным смешком раскатился довольный Мирген, затем послышались его легкие, скользящие по сырой траве шаги, и вот он уже рядом с чабаном, протянул руки к подрагивающему пламени. Миргену нравится это его положение гостя, ему лишь бы только не скучать, лишь бы ездить от юрты к юрте, о возвращении в Озерную он уже не поговаривает и даже не думает. Долгим взглядом проводив мелькнувшую в небе сову, Мирген беспечно засмеялся:

— Разве дикие козы хуже овец? А сколько жирных маралов гуляет в тайге!

— Охотник знает, где зверь водится, — снимая с тагана горячее ведро, одобрил Муклай. — Марала пасти не надо, марал сам пасется!

Муклаю, как видно, тоже была по душе вольная жизнь таежного охотника. Взять хотя бы теперешних его гостей. Сыты, одеты, кони у них резвые, гуляют люди по свету. Почему бы не поездить вот так и ему, Муклаю? Да вот на руках у него малый парнишка, и жену тоже не бросишь, доит байских коров в Ключике, там днюет и ночует.

Тяжело вздохнул погрустневший Муклай, но ничего не сказал. Что проку в красивых словах, когда они так и останутся только словами. В его судьбе нечего ждать перемен к лучшему — не будет их никогда.

Поужинав, лениво потянулись в юрту и вскоре уснули, а назавтра сметливый Мирген вернулся к этому же разговору. Много всякого зверя в тайге, но как его возьмешь! Зверь не домашняя скотина, он не позволит надеть на себя узду, его нужно выследить и выцелить, а подходящего ружья у них с Соловьевым нет. Не слышал ли Муклай, может, кто и продаст боевую винтовку?

— Однако, никто не продаст, — пожал плечами Муклай.