Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— В Ключике винтовки есть, в деревне Копьевой, тах-тах.

А на утро следующего дня Муклай и впрямь удивил гостей. Из-за черной от копоти решетки юрты он достал новенькую трехлинейку в густой, липкой смазке. Иван взял ее осторожно, чтобы не запачкаться, и привычно клацнул затвором — патрон ходко подался вперед и скользнул в патронник.

— Ух ты! — сверкнув глазами, воскликнул Соловьев. — Энто я понимаю!

Мирген от изумления крякнул. Затем он с гордостью поглядел на своего давнего друга Муклая, теряясь, что сказать в благодарность за такой необыкновенный подарок. Теперь можно смело ехать в тайгу, можно стрелять медведя и марала с любого расстояния и в любое время года. Теперь к ним никто не посмеет подойти, если сами они того не пожелают. А в Озерной Миргену делать совсем нечего, жена хоть и соскучилась, а подождет, ну а если не подождет — Мирген женится на другой, возьмет себе в седло молодую и сладкую.

— Эх, Келески, Келески!

Автамон качнулся, словно пробуя, крепко ли стоит на ногах, скосил глаза на бестолково столпившихся людей и провел сухой рукою по седым волосам:

— Чо ж эвто, товарищи-граждане…

Он еще не успел оправиться от испуга, но уже понял, что Дышлаков лишь попугал его: пуля щелкнула о щебень немного левее и ниже, чем стоял Пословин, хотя пронзительный визг ее на излете противно кольнул под упавшее сердце, и опрокинулась и неистово закружилась потемневшая земля, и разом обрушилось на цветущие луга и кусты набрякшее грозою небо.

— Чо ж эвто?

Голос Автамона звучал слезливо, потерянно. Был в нем и сдержанный упрек стоявшим рядом станичникам, что боятся или просто не хотят прийти на помощь. Это противоречило всем понятиям Автамона об извечном станичном товариществе. Свои могут нещадно волтузить друг друга сколько угодно, тут и не ввязаться в драку не грех, а почнет чужой бить соседа — святой долг твой встать грудью на защиту своего. Так было всегда, но революция, видать, все попутала, и вот стоят они, его дружки и даже родня, которых он кормит из года в год, и не шелохнутся, и нет им смущения и стыда перед ним.

Размахивая маузером, Дышлаков пружинисто подошел к Автамону, набычился, обдал горячим дыханием:

— Ведитя к Ваньке, кровопийца и всяческий пособник, мать твою растуды!

Автамон молча глядел на него, словно в обмороке, не понимая смысла его слов. Автамон ждал нового выстрела. И ждал, ждал, что кто-то исполнится жалости и все-таки вступится за него.

— Ведитя, последний раз тебе говорю!

— Граждане-товарищи…

— Ух, гад! — Дышлаков угрожающе скрипнул зубами.

— Господи, за чо смерть принимаю… — У Автамона сжалось в комочек и одеревенело сердце.

Толпа вдруг сдержанно зашевелилась, послышался растерянный ропот. Уж и кровопийца Автамон, что и говорить, да все ж человек, нельзя над ним измываться.

Автамон в момент уловил перемену в настроении людей. Он почувствовал, что его сейчас не дадут убить как последнюю собаку. И тогда он с открытым вызовом прохрипел:

— Стреляй, ежлив так! Ну!

Краем уха Автамон услышал дробь копыт, с надеждой обернулся и увидел своего сына на коне. Никанор успел поймать скакуна и вот крикнул отцу на скаку:

— Тятя! Я к комбату!

Дышлаков скверно выругался и со злостью усмехнулся вслед Никанору:

— Пуля резвее, милай!

— Поехали-ка и мы в станицу, — сказал Григорий.

Дышлакову, видно, и самому порядком надоело возиться с Автамоном, уж и упрям, кулачина, что твоя кремневая скала, попробуй-ка расколи или сдвинь с места! Сплюнул было, привычно сунул маузер в колодку, да нелегко пересилить себя — исподлобья зыркнул на Автамона:

— В зятья взял командиришку? Знаем ему настояшшу цену! А? — обратился он к наблюдавшим за ним людям.

Но ему, как и прежде, никто не ответил. Знали, что Дышлаков здесь перегнул палку. Ну встречал комбат Татьяну Пословину, а кто ее не встречал, станичницу. Ну говорили они о чем-то, так это ж вовсе не значит, что Горохов так вот и решил жениться. А если б и в самом деле решил, то кому какая печаль до его свадьбы, ведь женится он не на Автамоне, а Татьяна сама давно не в ладах с отцом, люди не раз слышали их перебранку по всякому случаю.

Автамон мутно посмотрел на Дышлакова. Его совсем сбила с толку заведомая неправда, которую только что говорил о комбате и его дочери партизан. Но разве Дышлакову что-то докажешь! Нет, уж лучше стоять да помалкивать и, спаси бог, больше не лезть на рожон.

— Все расскажешь про Ваньку и про всяку всячину! — пальцем погрозил Дышлаков, направляясь к дремлющим на солнцепеке коням.

— Ничего мне не ведомо, граждане-товарищи, — словно очнувшись от дурного сна, взмолился Автамон, когда Дышлаков отошел от него на почтительное расстояние. — И чо он ко мне прилип! Чо за така причина?.. Мир честной!..

Решив, что партизанский налет уже, слава богу, закончился и что наконец-то можно отдышаться, Автамон, шелестя кошениной, просеменил к своему шалашу и затем долго пил из лагушка воду, пахнущую сосной, пил неотрывно большими глотками и никак не мог напиться.

Палевое от зноя солнце вдруг незаметно шмыгнуло за белую кудрявую тучу, появившуюся над степью неведомо откуда. Дышать стало чуть вольготнее, и косари дружно вскинули литовки на плечи и цепочкой подались к опушке березового колка обкашивать еле приметные в траве кусты. В логу торопливо застрекотала конная косилка.

В это время Дышлаков, зорко поглядывая по сторонам, уже подъезжал к станице. Он несколько успокоился, вспомнив, что в общем-то и не рассчитывал на добровольное признание Автамона, а попугать контру нужно было, и он вроде бы попугал. Теперь Пословин постарается поскорее заполучить своего жеребца назад, чтобы избежать новых неприятностей. На этом-то он и поймается, нужно только найти верных людей, которые бы согласились последить за Пословиным. Дышлаков ехал в станицу с намерением увидеть председателя Гаврилу и высказать тому эти свои соображения.

Едва грудастый мерин Дышлакова оказался в заросшем крапивой проулке, неподалеку послышался конский храп. По дороге, с которой Дышлаков только что свернул, летели в степь, припав к гривам, три всадника, передним был сын Автамона Никанор, а за ним скакали два красноармейца, один из которых, может быть, даже комбат — не доводилось Дышлакову видеть Горохова.

Дышлаков сразу догадался, куда поскакали встревоженные всадники. У него не было к этим людям никакого зла, он испытывал сейчас лишь один азарт: вот перехитрил их и впредь так будет, не им тягаться с вожаком партизан, который начинал с ничего, а к концу гражданской имел в своем отряде пулеметы и даже пушки — грозная была сила, и все взято с бою у разгромленных им колчаковцев.