Ян Росс - БАСАД

— Ты теперь лечишь у ветеринаров уличных котов?

— Никто другой ведь этого делать не станет. Мне — благополучно выжившей из ума пенсионерке — уже можно.

— Ну,.. раз так — поехали. Подвезу.

Она грузно втиснулась со своей клеткой в его старую машину. «Человек и кошка плачут у окошка, серый дождик каплет прямо на стекло…» 51 51 «Человек и кошка» — группа «Ноль», альбом «Песня о безответной любви к Родине». — вспомнилась Иштвану когда-то любимая песня. Дина долго пристраивала злополучную ношу на заднем сиденье, затем уселась и придирчиво осмотрела захламленный салон. Потом протянула руку, сняла веточку, приставшую к майке у него на плече, опустила окно и аккуратно выбросила ее на улицу. Многозначительно помолчав, она потребовала:

— Но ты должен сразу пообещать ехать медленно, — Дина пристегнулась и тщательно расправила пояс безопасности. — Я не переношу быстрой езды.

Дождавшись окончания очередного театрального акта, он завел двигатель и включил кондиционер.

— Курить можно? — спросила она, как только машина тронулась.

— Можно-можно, — пожал плечами Иштван. — Тебе все можно.

Дина закурила и произнесла вкрадчивым тоном, будто продолжая давний разговор:

— А где же невеста нашего принца?

— Невеста… невеста…

Мало ей кота, нет, надо еще и меня пилить, — подумал он.

— Не возбуждают меня белые платья. Да и какие тут принцессы, ты кругом посмотри.

Они остановились на шумном перекрестке. В людском потоке к пешеходному переходу приближалась молодая крашеная блондинка. Она тянула за руку девочку в смешном салатовом платьице. Девочка упиралась. Резко дернув, мать развернула ее к себе и бросила пару слов, скупо жестикулируя. Дочка насупилась, отвернулась и положила руки на парапет. Блондинка сняла солнечные очки и принялась их протирать. Зажегся зеленый свет, пешеходы засуетились и, обтекая машины, хлынули на переход. Мать продолжала рассеянно протирать очки, дочь самозабвенно пинала носком сандалии железный парапет.

«Самозабвение, — думал он, — самозабвение, или нет, тут что-то другое…» Сзади раздался резкий гудок, Иштван очнулся и увидел, что свет уже сменился, машины тронулись, и за ними образовалась длинная очередь. Спохватившись, он вогнал передачу и выжал газ. Дина тоже пришла в себя, заворочалась и потянулась к клетке.

— Я же просила ехать медленно! Где ты вообще взял такую развалюху?

Он покосился на нее и выразительно вздохнул. Машину тряхнуло на выбоине, и соседка врезала Иштвану клеткой по голове. Кот издал страдальческий мяв и затих. Дина продолжала ерзать и угомонилась, лишь когда после нескольких неуклюжих попыток ей наконец удалось перетащить драгоценную поклажу к себе. Водрузив ее на колени, Дина тоже наигранно вздохнула, передразнивая его, и победоносно вымолвила:

— Действительно, к чему разговаривать с сумасшедшей брюзгливой старухой?!

Она задумалась, и остаток пути прошел в тишине. Вскоре они приехали. Из щели запертой двери торчала записка. Выдернув ее, Дина объявила, что ветеринар отлучился, и попросила подождать вместе с ней. Иштван пристроился на краю чахлой клумбы, прислонился спиной к стене дома и закурил, посматривая сквозь полуприкрытые веки на Дину, которая монументально встала напротив входа в клинику. Вся ее поза подчеркивала утрированное нетерпение. Загодя предвкушая скорую расправу, она была явно рада тому, что приходится ждать.

Ветеринар явился минут через двадцать.

— Где это черти носят нашего ученого эскулапа? — процедила Дина, смакуя каждое слово и с трудом сдерживаясь, чтобы не выплеснуть в один присест все накопленное за время ожидания.

— Добрый день, — приветливо откликнулся ветеринар. — Дина, пожалуйста, проходите.

— Сколько можно шляться где ни попадя?! Здесь не только кот, я сама скоро окочурюсь от этой жары, — Дина гулко пригвоздила к столу записку. — Могли бы хоть воды предложить пожилой даме!

— Кто окочурится? Дина, прошу, присаживайтесь, — ветеринар улыбнулся и поставил перед ними два запотевших пластиковых стаканчика.

— Конечно, окочурится! И без вашего ветеринарного диплома видно.

— Так-так, не стоит сгущать краски. Давайте-ка посмотрим, — ветеринар распахнул клетку и аккуратно извлек оттуда рыжего полосатого пациента.

Ветеринар делал все неторопливо, обстоятельно, как бы с ленцой. Тихо посмеиваясь, он мягко парировал ее колкости с простым искренним добродушием. Посидев некоторое время, Иштван встал и пошарил в карманах в поиске сигарет. Пачка оказалось пуста. Он окинул взглядом сцену реанимации несчастного животного и, убедившись, что Дина и ее кот находятся в хороших руках, вышел на улицу.

Постояв в нерешительности, Иштван направился вниз в сторону ближайшего перекрестка. Народу почти не было. Он шел по узкой извилистой улице с невысокими старыми домами. На облицованных посеревшим камнем стенах тут и там громоздились выцветшие рекламные щиты. Надписи на вывесках были едва различимы, но сквозь полустертые буквы еще проступали очертания мнимых горизонтов, и по сей день манящих в неведомые дали уже давно несуществующих людей.

Неподалеку от перекрестка на противоположной стороне улицы суетился поджарый молодой человек. На нем красовались спортивные штаны с лампасами, майка в обтяжку и модные очки. Аккуратно подстриженные волосы были прилизаны какой-то дрянью. Неспешно и обстоятельно он намыливал крыло новенькой машины. Хлопья пены скользили по зеркальным поверхностям и оседали на мостовую, покрытую жирными пятнами втоптанной в асфальт шелковицы.

Иштван остановился, разглядывая излишне чистоплотного субъекта. Сцена чем-то раздражала и назойливо привлекала его внимание. Это же надо такое удумать — вылизывать и без того кристально чистую тачку, да еще в дикую жару… Кстати, почему этот Мойдодыр не в офисе? Неужто специально взял отгул, чтобы всласть посмаковать этот авто-фетиш? Иштван увлекся и уже дирижировал в такт своим мыслям, субъект оглянулся и наш герой, осекшись, неловко оборвал очередной взмах. Обойдя машину и как бы заслоняя ее, автолюбитель продолжил оглаживать ее с другого бока. «Ревнует», — подумал Иштван и, посмеиваясь, потопал дальше. «Смотрите, — отходя, он широко повел рукой, словно приглашая воображаемых зрителей. — Пожалуйста, любуйтесь. День, улица, чувак, машина, бессмысленный и яркий свет…»

Ларек отыскался в конце соседнего переулка, такой же ветхий и неказистый, как и все вокруг. Купив сигареты, Иштван в задумчивости остановился. Возвращаться не хотелось, и он отправился бродить по окрестностям. Повинуясь капризам холмистого ландшафта, узкие улицы причудливо переплетались, и всякий раз, сворачивая на перекрестке, Иштван оказывался как бы в иной плоскости. Ему давно не доводилось бывать в этой части города, где даже застывший воздух полнился чем-то неуловимым, становясь более плотным, насыщенным; а облупившаяся штукатурка домов и ржавая сетка приземистых покосившихся заборов странно гармонировали с блеклыми деревьями и выгоревшей травой.