Мария Метлицкая - Стоянка поезда всего минута

– Фата всегда в моде, все невесты об этом мечтают!

– Ладно, девки, – сказала Тома. – Ничего не поделаешь. Переживет, Лен, не волнуйся. Мы вот с тобой мужей похоронили и ничего, живы. А Верка, – короткий взгляд на сестру, – всю жизнь на побегушках, ждала, когда позовут, пальцем поманят. И ничего, смотри, какая красотка!

Услышав последнюю фразу, Верочка передумала обижаться и расхохоталась вместе с сестрами.

– Давайте, девки, собрались, – продолжила старшая Тома. – Не ноем, вопросов не задаем, не пристаем и хороводы вокруг Юльки не водим. Пусть приходит в себя. Ничего, оклемается. И не такое переживают.

За день до отъезда Юля собралась в кремль. Ах как она любила гулять по кремлю и по улочкам старой Коломны, утопающим летом в сиреневой пене распустившихся буйно разросшихся кустов сирени. Да и сейчас, зимой, здесь было замечательно: на обочинах сложены аккуратные горбики снега, ослепительно-белого, сверкающего на солнце алмазными искорками, скрипучего, пушистого и слепящего. Дорожки были почищены и утоптаны – коломчане обожали гулять по родному кремлю.

Сначала Юля шла бодро, сама удивилась: «Ишь, разогналась!»

Но скоро, устав, присела на заиндевевшую лавочку и закрыла глаза. Заснула?

Очнулась от того, что кто-то тряс ее за плечо:

– Эй, красавица! Ты что, сомлела?

Над ней возвышался настоящий богатырь из русской сказки – высоченный кудрявый блондин с пышной окладистой бородой. На красном от мороза лице весело горели хитрые, ярко-голубые глаза.

– Вправду уснула? – переспросил он. – Понимаю. Гуляла небось до утра и притомилась, верно? – От его тулупа из овчины, огромного, как и он сам, тянуло мокрой шерстью. Большущие красные руки поправили ее шарф. – Ты ведь не местная? Приезжая, да? Я тебя раньше не видел.

Юля дернулась и вскочила.

– И не увидишь! Ладно, давай, остряк! Хазанов местного разлива. – И заспешила к выходу.

Богатырь и остряк быстро нагнал ее, взял за руку и пристально, посмотрел на нее.

– Слушай, – он немного смутился, – ты, Спящая красавица, а выходи за меня замуж!

Не отвечая, Юля смотрела на чокнутого богатыря, как врач на пациента.

– Нет, правда, выходи! – улыбнулся он. – Прямо совсем не нравлюсь, да? Но ничего, я заслужу! Вот увидишь! Буду стараться!

– Тебе к врачу не надо? – поинтересовалась Юля. – Кажется, у тебя проблемы. А если прикалываешься, то у тебя получилось, развеселил! Большое спасибо. – И, развернувшись, пошла прочь.

Он снова нагнал ее и схватил за руку.

– Да нет, не прикалываюсь. Просто… ты веришь в любовь с первого взгляда? – Не получив ответа, бородач горячо продолжил: – Лично я верю. Вот правда. Шел мимо, смотрю – девушка спит. И такая красивая! Ресницы на щеках, волосы выбились из-под шапочки. Личико нежное, белое, голубое пальто – ну просто Снегурочка! – рассмеялся он. – Ну и… влюбился, короче. Сразу и наповал!

– Ладно, давай, «наповал», – раздраженно бросила Юля. – На сегодня хватит приколов. Дед Мороз хренов.

Выследил. На следующий день со смехом ввалилась Тамара.

– Ой, девки! Умора! Юльку нашу сватать хотят. Сестры переглянулись. Юля уткнулась в журнал.

– Что еще? – хмуро спросила Елена Васильевна. – Что еще за бред, Том?

– Вовсе не бред, – запыхавшаяся Тома присела на стул. – Ей-богу, чистая правда! Васька Бобров, сын Райки Бобрихи! Ну знаешь, толстая такая, здоровенная, как кувалда, с соседней улицы, продавщица в молочном. Так вот, – вдруг растерялась Тамара. – Увидел он нашу Юльку, познакомились, и, говорит, жениться хочу! Райка меня поймала и прям за горло. Что делать-то, девочки? – растерянно спросила она, глядя на молчащих сестер.

– Чаю выпей, – буркнула Вера, – и в себя приди.

– Ве-ер, – жалобно протянула Тамара, – ну что ты так сразу? Васька парень неплохой, сама знаешь. Девки за ним табунами. Может, и вправду, влюбился насмерть, раз сватать решил?

Отшвырнув журнал, Юля резко вышла из комнаты.

Тома растерянно посмотрела на сестер.

– Девки, а что я такого сказала?

Мать зашла к Юле через полчаса. Та лежала в кровати, отвернувшись к стене.

– Ладно, дочка! – Елена Васильевна погладила ее по голове. – Ну чего ты? На Томку разозлилась? Она ж у нас… простая, ты знаешь. Что думает, то и лепит. Не злись на нее, она ж не со зла! А вообще и выглядишь ты не очень после болезни, и настроение никакое, а парни, гляди, рвут подметки! – Она рассмеялась. – И сразу в загс, а? Другие-то годами ждут. Вот увидишь, все устаканится. А может, все же сходишь с этим женишком, погуляешь? Ну или в кино? Говорят, что парень он неплохой.

Юля резко развернулась, в глазах стояли слезы.

– Мам, – шепотом закричала она, – какой погуляешь, какое кино? Я их всех ненавижу! Смотреть на них не могу! И никому – никому, понимаешь? – больше не поверю! Никому и никогда! Если уж Петя… И отстаньте от меня, умоляю!

Мать испуганно засуетилась, гладя ее по голове, поправляла одеяло и клялась и божилась, что больше ни она, ни тетки слова не скажут.

Рано утром собрались в Москву. До вокзала вызвали такси – иначе бы не управились: банки с разносолами, еще теплые, только испеченные, пироги в дорогу и мешок картошки, своей, шершавенькой синеглазки. Уж как ни отказывались, с Томой не справиться.

На вокзале сестры ревели. Глядя в сторону, Юля молчала. Вкусно тянуло угольком и всеми вокзальными запахами, обещающими дороги и перемены. Впрочем, какие там перемены? Никаких перемен она не ждала.

Глядя в окно на пролетавшие мимо заснеженные деревеньки с маленькими, покосившимися домиками, по окна заваленными снегом, она улыбнулась: а что, может, зря отказалась? Вышла бы за этого бородатого Ваську, привезла бы его в Москву, постригла, одела по-человечески и показала бы всем, что она больше не брошенная невеста. Слухи распространяются быстро, и он бы, конечно, рано или поздно узнал.

Да, неплохое утешение, но… На это она не способна. Она вообще ни на что не способна. Сейчас. А скорее всего, навсегда.

Каждый день звонила Лельке – может, вернулась? Нет, тишина. Откопала ее дачный номер – но нет, связи не было. Сказали, обрыв линии и вообще, этого номера давно не существует.

Зимнюю сессию Юля не сдавала – мама похлопотала, принесла в деканат справку от Ильи Андреича. Кстати, с мамой они созванивались, Юля слышала. О чем ворковали? Кажется, мама смеялась. Но не прислушивалась – неинтересно.

Юля вернулась в институт.

Однокурсницы посматривали исподтишка, но с интересом – как выглядит брошенная невеста? Вроде нормально. Немного бледная, сдержанная, не та, прежняя хохотушка Юлька, но это можно понять. Конечно, шушукались – женщины! Больше было сочувствующих, но нашлись и такие, кто насмехался и злобствовал. Стервы.

Пролетели март и апрель, и наступил май, неожиданно ранний и теплый. На майские Юля собралась в Валентиновку. Неизвестность и тоска по Лельке были невыносимы.