Роман Шмараков - Книжица наших забав

От унылого монаха тошнит Бога и святых ангелов», замечает Цезарий в другом случае (Caes. Dial. IV. 38).

Вот впервые выходит на сцену сюжет, более известный по «Венере Илльской» Мериме. Об истории мотива «юноша, обручившийся со статуей» см. Baum 1919.

Что думали о Медузе Горгоне христианские авторы, известные Гервасию? Бл. Августин, когда случается ему упомянуть Горгону, никаких объяснений ей не дает, потому что для него это одна из греческих басен в длинном ряду других — о Триптолеме, о Минотавре, Цербере, Сфинксе и пр., ничем не правдивей любой другой (О граде Божием. XVIII. 13).

Однако бл. Иероним в переводе «Хроники» Евсевия объясняет, кем Горгона была на деле: «Персей отсек голову блуднице Горгоне, которая отменной своей красотой лишала рассудка смотревших на нее, так что они казались обращенными в камень» (PL 27, 224–226). Исидор Севильский в «Хронике» воспроизводит упомянутый пассаж Августина, однако к имени Горгоны приклеивает эпитет «блудница» (PL 83, 1027), за ним следует в своей «Хронике» Адон Вьеннский (Pl 123, 36), а в середине XII в. Петр Коместор в «Школьной истории», основываясь на Иерониме, дает сводку происшествий времен Аода, судии Израилева: в Ливии была основана Кирена; Орк, царь молоссов, похитил Прозерпину, а его пес Цербер сожрал Пирифоя и сожрал бы и Тесея, не выручи его Геркулес; в Дардании правил Трос, основавший Трою, Персей убил блудницу Горгону, а Дионис основал в Индии город Нису (PL 198, 1275). Особняком стоит мифографическая традиция: в знаменитых «Мифологиях» Фульгенция (I. 21) три Горгоны, Медуза и ее бессмертные сестры, объясняются как три разновидности страха, которые убил Персей с помощью Минервы, то есть доблесть с помощью мудрости.

Вот какими ужасами славился в XII в. залив Анталья, ныне облюбованный нашими трудящимися для мирных игр в семейном кругу. Вступительная часть, видимо, принадлежит изобретательности самого Мапа и сочинена из пристрастия к композиционной полноте. История о том, как пагубно глядеть на голову, оттенена анекдотом о том, что и на ногу смотреть бывает опасно; диковатая легенда о нарушении границ между живым и мертвым уравновешена печальной повестью о попытках нарушить сословные границы. Мап не позволяет жуткому и отвратительному господствовать безраздельно, ограничивая его комическими и сентиментальными нотами вступления, но, соединяя две половины рассказа, он обрекает своего героя погибнуть от женщин дважды: первый раз — из-за любви, второй — из-за беспечности.

Отечественному читателю он памятен, между прочим, по первым страницам «Мастера и Маргариты»: «Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал».

Видимо, сарацин с помощью астрологии мог отыскать его только на земле или в воде.

Интересный анализ этого эпизода: Rollo 2000. Chap. 1.

Римская базилика Санта Кроче-ин-Джерузалемме, где хранятся реликвии Животворящего Креста. Подобные истории рассказывают о Фридрихе II Штауфене (астрологи советовали ему опасаться города, в названии которого есть «цветок», fiore, и он избегал Флоренции, а умер во Фьорентино близ Лучеры; см. напр. Виллани. Новая хроника. VI. 41), Генрихе IV Английском (Шекспир. Генрих IV. Часть 2, акт 4, сцена 5) и других.

Имя дамы, связанное с ее появлением в полдень, возможно, мотивировано Пс. 90:6: «от беса полуденного» (daemonio meridiano).

Анатоль Франс, вероятно, кончил бы этот рассказ тем, что после своих сновидений монахини меняют предмет влюбленности и поутру возобновляют спор с противоположных позиций, а св. Иоанн Креститель и св. Иоанн Богослов переглядываются с кротким удивлением и говорят: Господи, ведь это был урок смирения, ну как можно из дидактического материала такие выводы делать.

Лк. 21:10–11.

Из-за конфликта с королём Ансельм Кентербрийский в 1097 г. покинул Англию, куда вернулся лишь после смерти Вильгельма. Вильям Мальмсберийский ссылается на «Житие Ансельма», написанное Эдмером (PL 158? 107); независимый от Эдмера рассказ о тех же событиях — в «Житии святого Гуго», написанном Хильдебертом Лаварденским (PL 159, 869–870).

Нью-Форест, ныне национальный парк. Не Вильгельм Рыжий, но еще Вильгельм Завоеватель объявил его заповедным королевским лесом.

Эти истории напоминают легенды о евхаристическом чуде, когда тело Христово во время мессы является человеку, усомнившемуся в реальности пресуществления. Но здесь вместо воссоединения маловера с телом Церкви король Вильгельм изринут из христианского общения. Подробнее о каннибалистических мотивах этого сна: Blurton 2007, 59–68.

Captus est tyrannus in oculis ejus. Цитата из книги Юдифи (10:17): «И когда вошла пред лице его, тотчас пленен в очах своих Олоферн». История прекрасной монахини, которую рассказывает Герберт, — это, конечно, история христианской Юдифи. Стоит вспомнить, что и у Пруденция олицетворенная Стыдливость, одержав победу над Похотью, вспоминает именно о Юдифи как библейском образце такого поединка и такой победы (Психомахия. 60–65).

Будущий король Иоанн Безземельный.

Во всяком случае, мне нужны новые стельки. Чувствуешь себя уверенней, когда знаешь, что у тебя все с головы до ног в порядке» (Фрекен Бок).

Саллюстий говорит о Катилине, что он иногда совершал преступления без пользы, чтобы не терять форму (Заговор Катилины. 16. 3); кажется, это тот самый случай.

Поскольку в эту пору демон полуденный обладает наибольшей силой», поясняет Цезарий. Ср. демоническую Меридиану в рассказе Вальтера Мапа (выше, IV. 4).

У Цезария есть несколько историй о том, как демон забывает грех, в котором человек чистосердечно исповедался; см. ниже, XIV. 8.

Любителям «Божественной Комедии» эта проблема памятна по реплике «одного из черных херувимов», отнявшего душу Гвидо да Монтефельтро у cв. Франциска (Ад. XXVII. 118–120).

В следующей главе Цезарий добавляет, что сам видел этого Филиппа, который через несколько лет был убит — как считают, это было дело рук его наставника и приятеля дьявола (Caes. Dial. V. 3).

Толедо — известная кузница богопротивных кадров. Многократно цитировалась фраза Элинанда: «Ищут клирики в Париже свободных искусств, в Орлеане — древних авторов, в Болонье — кодексов, в Салерно — мазей, в Толедо — демонов, и нигде — добрых нравов» (PL 212, 603С). У Цезария один толедский школяр, по обету явившись после своей смерти товарищу, сообщает, что он навеки осужден из-за их чернокнижных занятий (Caes. Dial. I. 33).