Даниэль Сальнав - Сибирь

Генерал де Голль направился сюда в июне 1966 года во время долгого путешествия, которое он тогда совершил туда, что он всегда называл не иначе как Россия. Документальный фильм, снятый во время этого путешествия, очень волнует. Даже если это вовсе не было его целью. Так, на всем пути официальной делегации прекрасным летним днем видны улицы Москвы, можно видеть советских людей, женщин в цветастых платьях, мужчин в рубашках, полные лица, густые волосы. Это как исчезающая мечта или обманчивая внешность: видимость демократии и ее результата, так как за всем этим есть то, что все знают, и то, о чем Жид так хорошо сказал: «Народ, подвергнутый трагическому эксперименту».

Де Голль хотел увидеть Академгородок, и в перспективе мирного сближения стран Востока со своей стороны произнес одну из тех торжественных, но пустых фраз, неизбежных в официальном дипломатическом визите: «Франция смотрит на Академгородок не только с интересом, но и с восхищением». Это сказано, и, возможно, он так и думал. Он всегда говорил «Россия» и никогда — «Советский Союз», в этом видна идеологическая позиция из-за ее роли во Второй мировой войне, а также из-за ее достижений в научной области. В интервью советскому радио и телевидению он заявляет: «Проезжая Москву, Новосибирск, Ленинград, Киев, Волгоград, пролетая над вашими равнинами, реками, лесами и горами, видя рядом с собой ваших мужчин, женщин и детей, я наполнялся волнением, корни которого в глубинах истории». Были ли французы голлистами или нет, это были времена, когда холодная война отдалялась, и это все чувствовали. Россия, наверное, единственная страна в мире, где историческая глубина имеет космические масштабы…

После этой прогулки по «умным» аллеям научного городка мы направляемся к этнографическому музею. Именно там мы наконец узнаем ту часть истории, незнакомую большинству из нас, мне во всяком случае: прошлое сибирской глубинки до российской колонизации. Итак, я вхожу в этот музей, как двадцать лет назад в Нью-Йорке я вошла на Audubon Terrace, в музей, где тогда были выставлены этнографические экспозиции об «американских индейцах», затем перевезенные в Вашингтон. Хотя наше незнание Сибири и велико, это, однако, не только наша вина. Кто у нас о ней говорит? Какие книги, какие фильмы? Кроме Мишеля Строгова и век спустя рассказов о ГУЛАГе? Ничего о Сибири, об истории ее завоевания и колонизации. Еще меньше о тех, кто был ее жертвами. Благодаря многочисленным рассказам и, особенно, кино мы намного лучше осведомлены об исконной популяции индейцев Северной Америки и американского «Дальнего Востока», чем Дальнего Востока России. (Этот «дальний восток» не имеет ничего общего ни с Китаем, ни с Японией).

Естественно, сравнение скоро заканчивается. Северная Америка — густонаселенный континент, а Сибирь — большая морозная пустыня, в которой еще многое нужно развивать.

Впрочем, как и везде, как на других континентах до завоевания и колонизации живших там народов, которые иностранное присутствие массово истребило до того, как вновь заселить эти земли каторжниками и ссыльными поселенцами. Сибирь не исключение. Противопоставление этнографического музея и научного городка не кажется больше случайным. Когда полностью установилось господство, когда за лавками купцов и казацкими острогами-крепостями последовали знания и научные учреждения, когда повсюду установился доминирующий язык, настал момент обернуться в прошлое и отдать запоздалые почести народам, которых уже нечего опасаться.

Музей тихий и провинциальный, прием спокойный и серьезный. У смотрительниц музея ворчливый и немного уставший вид тех, кто постоянно встречает группы детей или подростков, за которыми нужно все время наблюдать. Сидящий под портретом белокурого парня с медалями охранник даже на нас не смотрит. На нагрудном кармане его униформы можно прочесть: охрана. Сегодня это не оскорбительно, но у слова есть своя история: «охранка» (или охранное отделение) — это название тайной полиции в Российской империи в конце XIX века и вплоть до революции 1917 года. И после нее она не стала лучше.

Женщина, которая занималась нами, сразу поняла, что мы не школьники в поисках парка юрского периода. Она начала с этимологии слова «Сибирь», что изначально вызывает трудности, так как там можно увидеть или тюркско-монгольское название, обозначающее «пустоту», или производное от русского слова «север». Или еще, я это теперь знаю, ханство Сибирь или река, которая его пересекает… Одно наверняка: если русская колонизация дала Сибири ее нынешний облик, то народы, жившие там прежде, вправе определить ее название. И именно их мне хотелось бы встретить, забравшись как можно дальше: быстрее в первый зал, может, исконные жители нас там ждут? Разочарование: я ищу первых здешних людей, а меня встречает громадный череп мамонта. Все погружение в прошлое как артиллерийская пристрелка: сначала перелет, потом недолет, а затем попадание в цель.

Кто же они, в конце концов, первые народы, населявшие Сибирь? Енисейские племена не говорили ни на языке алтайской группы, ни на тюркско-монгольском, слово «Сибирь» принадлежит их преемникам. Но как же тогда они называли свою страну? Отсутствие этого слова или его незнание, наличие слов из разных языков для ее названия является доказательством того, что Сибирь — это повторно-возвратное изобретение; народы здесь чередовались: енисейцы, угро-самоеды, восемь веков спустя хакасы и уйгуры, затем монголы, татары и, наконец, русские-московиты…

Сибирь : «пустота» или «север», сильный холод, ужасное сочетание в жизни тех людей, которые были сюда депортированы. Мороз и вправду очень сильный. Зимние температуры могут достигать 60 градусов ниже нуля. Житель Европы (до карикатуры) ассоциирует это слово с маркой холодильника или маркой зимних кальсон. И огромная метафизическая волнующая пустота. Дальний Восток был еще мало заселен в 1991 году (это подпитывало фантазмы китайского вмешательства, так как китайцев было очень много в пограничных районах). Представьте: тринадцать миллионов квадратных километров и сегодня около сорока девяти миллионов жителей — три человека на квадратный километр. В то же время Сибирь очень богата, но богатства ее недр длительное время слабо осваивались. Сегодня это пытаются исправить: с конца XX века огромные усилия были направлены на то, чтобы осваивать ее минеральные и нефтяные ресурсы.

Но вернемся к туземцам. Вот и они, наконец, в следующем зале, в окружении одежды, оружия, предметов быта и представлены так тщательно и явно, как живые, даже если речь идет о замерзших мумиях, которых вечная мерзлота сохранила в том состоянии, в каком мы их сегодня видим. Первые енисейцы: эти мумии обнаружены около Новосибирска недалеко от границы Казахстана и Монголии, принадлежат кочевникам, жившим еще в железном веке (VII–V века до нашей эры), где-то в эпоху Гомера. Однако это намного раньше, чем Ермак, бывший разбойник, казак, пришедший на службу к Строганову, чтобы укротить татар Зауралья с согласия, а может, и по поручению Ивана Грозного. Могилами этих кочевников были курганы, похожие на скифские. Две мумии музея, мужчина и женщина, лежат в позе спокойного сна. Их хорошо сохранившаяся кожа кажется свежей и почти эластичной под татуировками. Чтобы избежать детских вопросов, их гениталии (или то, что от них осталось) прикрыли полосками желтой ткани. Внимание всех, естественно, приковано к женщине, «ледяной даме», обнаруженной в 1993 году археологом Натальей Полосмак. Она была похоронена в гробу из выдолбленного ствола лиственницы, и шесть коней были с ней в погребальной комнате. Снаружи на гробе были выгравированы картинки, изображающие оленей и снежных барсов.