Даниэль Сальнав - Сибирь

…В нескольких километрах отсюда, на обратном пути, вот он, враг Астафьева: большая плотина на Енисее, построенная совсем близко от деревень староверов. Другие автобусы останавливаются в том месте, откуда открывается великолепный вид: бурлящая пена закрывает весь низ сооружения, такого же величественного, как естественная гора. Мы недалеко от города Дивногорска, в нескольких километрах вверх по течению от Красноярска. Плотина, имеющая семьсот метров в длину и шестьдесят метров в ширину, напоминает гигантскую руку, останавливающую воду.

Ее особенность: для компенсации большой разницы уровней придуман лифт для судов, принцип действия которого наш гид пытается нам объяснить (что в отношении меня совершенно бесполезно). Это самоходный паром без троса и противовеса, который на левом берегу реки позволяет поднять или опустить с одной ступени каскада на другую с перепадом высот до 100 метров суда водоизмещением до 2000 тонн. Я не все понимаю, но это неважно. Я охвачена этим зрелищем: тем, что продолжает зачаровывать, громадностью сооружения и не только его полезными сторонами, такими как электризация, развитие городов и сел, благосостояние, которое оно приносит. Я восхищена тем, что это победа человека над природой. В этом есть что-то прометеево.

Уже довольно давно я не питаю прометеевских иллюзий, так как знаю их разрушительные последствия. И не только экологические. Я даже выкинула несколько лет назад афишу, привезенную из России после предыдущего посещения, которая в то время меня привлекла. В напыщенном агрессивном стиле на фоне гаек и шестеренок белокурый мужчина, откинувшись всем телом назад, держит в мускулистой руке громадный разводной ключ; за ним в бесконечность уходят металлические конструкции моста, завода: «Мы строим социализм!» Эта форма социализма рухнула, оставив после себя промышленную пустыню — и не только в России: ею изуродован весь юг Богемии: высохшие или загрязненные озера или атомные подводные лодки, медленно загрязняющие воды Балтийского моря…

Однако у основания плотины мне наконец удается избавиться от энтузиазма, который порождает во мне весь ее вид… По возвращении статья в «Экспрессе», где я нашла интервью Астафьева, окончательно его уничтожает. В ней Астафьев дает ужасающие подробности о Дивногорской плотине, которая чуть меньше Асуанской, но не менее разрушительна. Ее водохранилище, пишет Марк Эпштейн, «в самом широком месте имеет протяженность двенадцать километров. Многие еще помнят, сколько деревень и полей было затоплено. Затем власти не стали обрезать верхушки сосен и елей, выступающих над поверхностью воды, что очень удивило поклонников водных лыж. Умирающий хвойный лес вызвал заражение воды фенолом („как сказано в толковом французском словаре Робер, это ядовитый антисептик, растворяющийся в воде и использующийся в фармацевтике, производстве пластмасс и красителей“), В спешке были затоплены и кладбища — людям даже не позволили забрать своих умерших. […] Сама плотина — это новое проявление „комплекса Фауста“, этой тяги к монументализму, которой отмечен сталинизм, а в больших сибирских проектах царствует Хрущев».

Победа над рекой, завоевание огромной Сибири — так же как и завоевание околоземного пространства с помощью спутников — должно было быть «конкретным доказательством счастливого продвижения к коммунизму…», подводит итог журналист. Какое-то время даже мечтали «повернуть вспять течение сибирских рек (которые текли на север) по направлению к пустынным районам Центральной Азии (на юге)»… А эта история с Лысенко о зерновых, которые должны расти зимой. В советскую эпоху была шутка, что можно совместными усилиями каждый год приближать урожай на несколько дней. Люди говорили: вперед, товарищи, скоро можно будет убирать хлеб в январе!

14 часов. Обед в ресторане «Маяк». Совпадение! История Дивногорской плотины уже окунула нас в экологическую тревогу. И Маяк — это также название города в Челябинской области на юге Урала, в котором при Сталине были созданы первые лаборатории по производству атомной бомбы. В пятидесятых годах тщательно скрываемая авария повлекла за собой заражение населенного пункта Мелино, полностью вымершего…

Быстрое возвращение в город, в 15 часов 30 минут нас ждут в библиотеке для слабовидящих. Уже в течение тридцати лет она является гордостью красноярских властей. Библиотека — это здание громадных размеров, где нас встречают со всей торжественностью, которую диктует его архитектура и предназначение: предложить слабовидящим города и края все богатства литературы, культуры и науки. Краевой бюджет мне кажется, однако, не очень большим (7 000 000 рублей), или я неправильно записала. Бюст Брайля украшает вход в один из залов, но есть также и записанные тексты и даже книги, записанные на пленку. Я думаю о Дидро, о его «Письме о слепых» и о вопросе, который всегда погружает меня в тревогу: что может представить себе человек, слепой от рождения, когда он что-либо ощупывает? Перед нашим отъездом нам предложат сделать запись для библиотеки и ее читателей. Я импровизирую стихотворение, которое тут же переводит S.: «Три великие реки мы прошли, / Волгу…» и т. д.

Церемониальные, дружелюбные, немного напыщенные ответственные работники вчетвером объясняют нам, в чем состоит их работа, и в завершение предлагают прохладительные напитки, пирожные и дарят очень красивый разрезной нож для бумаги. Больше всего меня растрогали молодые слепые девушки, занятые изготовлением бумажных птиц. Сжимается сердце при виде этих ловких белых пальцев, складывающих тонко нарезанные полоски бумаги, в то время как их лица и глаза кажутся далекими и отключенными от происходящего.

Можно было бы подумать, что день закончен, но нет: нужно идти в книжный магазин «Топ-книга», в котором очень мало посетителей. Такая хорошая погода, все люди на дачах, слегка смущенно объясняют нам работники магазина. Как я их понимаю! Я удерживаю себя от разговора о пророке Аввакуме, опасаясь услышать то же, что молодая девушка в прошлый раз ответила на вопрос о Солженицыне: «Мы читаем Бегбедера!»

Я цитирую Улицкую, Аксенова, Маканина, Ерофеева. Вспоминаю, что сегодня день рождения Пушкина, родившегося 26 мая (или 6 июня по другому календарю). Я не очень хорошо помнила анекдот, чтобы его рассказать, я вспомнила его позже: он так любил читать, что его нашли спящим в библиотеке. Наши слушатели, в свою очередь, говорят о большом влиянии французской литературы. Но разве все это еще правда? Разве мы, французские авторы, все еще представлены в сегодняшней России? С тех пор, как Золя и реалисты XIX века исчезли вместе с СССР?