Даниэль Сальнав - Сибирь

Оставим загадку Иволгинска, хорошее название (классическое) для детективного романа, и воротимся к вопросам сегодняшнего дня, более насущным и политическим. Действительно, через двадцать лет после падения СССР (двадцать лет в декабре 2011 года) много говорится о «новой терпимости» и «возрождении бурятской культуры». То же и в Туве в Средней Сибири или в Калмыкии к западу от Урала. (Ленин имел калмыцкие корни по линии родителей своего отца, что видно по чертам его лица, тщательно выделяемым скульпторами на его бюстах и статуях). Буряты — единственный в России народ, исповедующий буддизм. Другая часть бурятов придерживается шаманских верований. Обе религии находятся в «хорошей форме», по словам нашего гида: «процветающий» буддизм и «вечно живой» шаманизм.

Живой и вновь утвердившийся. Я записываю (неправильно и, более того, так, что сама не могу потом прочесть, автобус чудовищно трясет) имя Роберты Амайон, большого знатока шаманизма. В одной из своих статей, опубликованных в журнале «Диоген» в 2012 году, которую я изучила внимательно и с большим интересом, можно прочесть несколько ее очень оригинальных замечаний: то, что падение СССР открыло перед бурятами «невообразимый» простор для раскрепощения. Возвращение их идентичности и прошлого через историю эпического воина Гэсэра, распространенную в Монголии и Тибете. Впервые большое празднование в его честь состоялось в Улан-Удэ в июле 1995 года. Был создан природный заповедник, храмы и святилища, и его тысячелетие отпраздновали в 1999 году. По этому случаю даже местной водке дали название Гэссэр… Речь идет, говорит Роберта Амайон, о «мессианском ожидании» в духе Гершэма Шолема, «обращение к идеализированному прошлому, чтобы представить себе идеализированное будущее». Не воинствующие и политические требования. Это хорошая новость. Меня бы удивило, если бы это обернулось терроризмом или камикадзе, опоясанными взрывчаткой… На выезде со стоянки автобусов, откуда открывается вид на Монгольские горы, я покупаю себе на этот раз кожаные на меху кофту, варежки и туфли без задника.

12 часов. Посещение деревни староверов, в которой мы должны обедать, будет единственным туристическим отклонением в строгой программе нашего путешествия… Но как без этого? Туризм очень часто — единственный источник существования бедных стран, которые, не колеблясь, предоставляют свои исторические места на торг, на инсценировку. Все превращается в огромный тематический парк, где все жители сами претендуют на реконструкцию прошлого. Костюмы, песни, танцы, блюда фольклорные и гастрономические… Кажется, что при условии наличия приличной суммы можно было бы даже провести ночь в камере ГУЛАГа на большом сибирском севере…

То, что нас ждало в деревне староверов Тарбагатай, было совершенно безобидно. Мы останавливаемся на обочине дороги, вокруг грандиозный пейзаж, в чистом поле нам приготовлены напитки. Сначала я удивляюсь, но затем моя бдительность уступает красоте места. Потом какой-то мужчина в национальном костюме, красной русской косоворотке из скверного нейлона садится к нам в автобус. Он громким голосом рассказывает о ссылке староверов в эти места, гид переводит.

Дорога поворачивает, пустыня, крутой спуск, въезжаем в долину, и вдруг возникает деревня: в ее виде — простые одноэтажные домики, вытянувшиеся вдоль улицы, маленькая белая церквушка в глубине холмистой и совершенно пустынной степи — есть что-то захватывающее. Если бы повсюду вокруг не было машин и антенн, можно было бы подумать, что мы вернулись во времена первых поселенцев-староверов в районе Абакана. Я уже говорила, что не определяла значение раскола в российской истории, но теперь вижу, что староверы нам встречались повсеместно на нашем пути: богатые московские купцы, как Савва Морозов, экстравагантным испано-мавританским дворцом которого у меня не было времени вновь полюбоваться, уральские промышленники, парадоксальным образом связанные с большевиками в истории казни царя. И с другой стороны лестницы скит в глухой тайге, где сорок лет, абсолютно отрезанная от мира, прожила семья Агафьи.

Деревня Тарбагатай основана в 1765 году. Ее населяют потомки тысяч староверов, высланных в Сибирь Екатериной II. Около восьми тысяч из них обосновались в этом регионе, оставленном даже местным туземным населением, с единственным багажом — железным плугом. Среди враждебных народов и племен они смогли выжить и преуспеть. Сейчас они законные граждане страны, которая была им чужой.

Наш автобус останавливается перед несколькими избами, декорированными под старину. Мы заходим. Сам дворик сильно раскрашен, петухи, кружева цветов в ярко-красном и зеленом цвете — все слишком отдает фольклором. Но мы так прекрасно настроены! Все одеты по-старорусски, женщины, молодые и пожилые, мужчины, молодые парни. В центре двора колодец, и опять живопись на деревянных стенках. Обед нас поджидает в большом зале с деревянными лавками, блюда изысканные, даже водка… Немного позже и недолго думая D. F. и я приняли участие в шутливой свадьбе, смешной и веселой пародии, за что мне в следующие несколько часов было немного стыдно. Это в первый и, я надеюсь, в последний раз я поддалась на обычный туристический кич под старину. Мы смело вступили в игру, D. F. в ярко-красной рубахе и я, притворяясь скромной девицей. « Мать! Я боюсь!» И одна женщина притворно меня ободряет. Несколько танцев, конец действия, и я с облегчением избавляюсь от цветастого сарафана и «ребенка» в довольно темных тонах (завернутого в каштановую шаль), которого я тайком родила под веселый хохот, в то время как W. N.’S. требовал открыть тайну отцовства.

Центральная улица деревни прямая и унылая. Немного сжимает сердце, когда думаешь о зимних месяцах, когда ее покрывает снег, ночь и туман… Мы поднимаемся к этнографическому музею. Рядом с ним церковь, в которую я не захожу. Мне бы хотелось лично поговорить с нашим гидом. Меня занимает то, что мне говорят случайно в спешке на наших остановках. Так, в Красноярске одна женщина, хотя я у нее ничего не спрашивала, сказала: «Мне было шестнадцать лет, когда умер Сталин. И я очень хорошо помню, что мы с матерью были просто оглушены! Как! Было столько ужасов, а мы о них ничего не знали!» Это совершенно неправдоподобно, говорю я нашей сопровождающей, которая живо реагирует: конечно, это неправда, конечно, это невозможно! Знали все! Она сама и более молодые. А ее дедушка исчез в 1937 году.

Небольшое разочарование: музей только о староверах, нет ничего о местном населении, бурятах или монголах. Экспонаты невероятно разнообразны с точки зрения использованных материалов: кованая сталь, дерево, плетеная березовая кора. Изобретательные технические приспособления: утюг, хитроумная мельница для измельчения кедровых орехов. Но многие инструменты, истершиеся и грубые, кажутся также неудобными, трудными в изготовлении и даже опасными. Ими можно прищемить палец или даже поломать руку. Никаких самогонных аппаратов: алкоголь староверам был категорически запрещен.