Клэр Пули - Правдивая история [litres]

Моника взглянула на часы:

– Сейчас двадцать минут шестого. Может быть, никто больше не придет. Как странно. Не бывало, чтобы Джулиан когда-нибудь пропускал пятницу, за исключением кануна Нового года. Он говорил, что даже когда почти не выходил из дому, все равно приходил сюда каждую неделю. Надеюсь, с ним все в порядке.

Райли вынул свой телефон и набрал страничку Джулиана в Instagram.

– Не волнуйся. Он более чем в порядке. Посмотри.

– Черт подери, ты знаешь эту Кейт Мосс, с которой он сейчас? И компания самодовольных дизайнеров, попивающих мохито в «Сохо фармхаус». Должно быть, он упомянул, что едет за город, – сказала Моника тоном обиженного ребенка. В конце концов, Джулиан – взрослый человек. Ему не надо просить у них разрешения тусоваться в выходные со знаменитостями. – Слушай, что касается Джулиана, я поняла, что мастер-класс у нас состоится четвертого марта, а это пятнадцатая годовщина смерти Мэри. Я подумала, Джулиану будет немного тяжело, и, может быть, устроить для него что-то вроде вечера памяти. Что скажешь?

– По-моему, ты очень внимательный человек, я таких не встречал, – ответил Райли, который не умел сдерживаться или притворяться. – И еще, ты умная. Как ты запоминаешь все эти даты? Я с трудом могу вспомнить, когда у меня день рождения.

Моника покраснела, став менее строгой и по-настоящему симпатичной. Теперь, когда между ними не осталось секретов, Райли стало легче, и он почувствовал себя самим собой. Он наклонился и поцеловал ее.

Она ответила на поцелуй. Осторожно, но это было только начало.

– Мне немного неловко целоваться на кладбище, а тебе? – спросила она.

Но она улыбалась.

– Что-то мне подсказывает, что Адмирал за много лет повидал вещи и похуже, – ответил Райли, пододвигаясь к ней ближе и обнимая за плечи. – А ты не думаешь, что Джулиан и Мэри могли… понимаешь, – он задвигал бровями, – в какой-то момент их жизни… Тогда, в разгульные шестидесятые, может быть?

– Ну нет! – воскликнула Моника. – Мэри никогда этого не сделала бы! Не на кладбище!

– Ты ее не знала, Моника. Она была акушеркой, а не святой. Может, в ней была какая-то чертовщинка. А ты, конечно, вышла бы за Джулиана?

Он наклонился к Монике, попытавшись снова поцеловать ее, но она твердо, хотя и осторожно, оттолкнула его.

– Райли, я больше не сержусь. Я и в самом деле рада, что мы друзья. Но, честно говоря, какой во всем этом толк? Ты скоро уедешь, так что нет смысла опять все это начинать, разве нет?

– Моника, почему во всем должен быть смысл? Почему все это должно быть частью плана? Иногда самое лучшее – предоставить вещам развиваться естественно, как растут дикие цветы.

Он был вполне доволен собой. Это звучало так поэтично.

В подтверждение своих слов Райли указал на семейку прелестных белых подснежников, пробивающихся сквозь мерзлую февральскую землю.

– Райли, это прекрасно, но я не хочу, чтобы мне опять стало больно, если позволю втянуть себя в отношения, которые скоро закончатся. Жизнь не так проста, как садоводство!

– Неужели все кончено? – Райли был немного раздосадован, к тому же его слегка вывело из себя то, что его профессию назвали простой. Ему все казалось таким очевидным. Она нравится ему. Он нравится ей. В чем проблема? – Почему бы просто не посмотреть, что из этого получится? Довериться интуиции. Если не хочешь распрощаться со мной в июне, то всегда сможешь уехать со мной, – произнес он и тут же осознал, какая это блестящая идея.

Из них получатся идеальные попутчики (он надеялся на свою выгоду). Он мог бы отвечать за развлечения, а она – за культурную часть.

– Я не смогу поехать с тобой, Райли. У меня здесь свои обязанности. У меня бизнес. Служащие, друзья, родные. А Джулиан? Посмотри, что с ним случилось, когда мы в прошлый раз оставили его одного на несколько дней – он чуть не замерз насмерть.

– Это легко, Моника, – сказал Райли, и он действительно так думал. В конце концов, он оставил свою привычную жизнь на том краю мира и даже не оглядывался назад. – Найдешь человека, который будет несколько месяцев управлять кафе вместо тебя. Друзья и родные будут по тебе скучать, но порадуются за тебя и твое приключение. А что касается Джулиана, то в последнее время он, похоже, приобрел сотни тысяч новых друзей. Полагаю, мы можем за него не беспокоиться. – Моника попыталась вставить слово, но он перебил ее: – Когда ты в последний раз видела что-то в мире за пределами Фулхэма и Челси? Ты когда-нибудь садилась в поезд, просто чтобы увидеть, куда он тебя привезет? Или заказывала странное на первый взгляд блюдо из меню ради удовольствия попробовать что-то, чего ты еще не пробовала? Ты когда-нибудь занималась сексом просто потому, что хотела, пусть это и не входило в твои жизненные планы?

Моника молчала. Возможно, он до нее достучался.

– Ты подумаешь об этом, Моника? – спросил он.

– Да. Да, подумаю. Обещаю.

Они пошли вместе к выходу с кладбища. Моника задержалась у одной могилы слева, наклонила голову и что-то тихо пробормотала. Вероятно, могила родственника, подумал Райли. Он прочитал надпись.

– Кто такая Эммелин Панкхёрст? – спросил он.

Она бросила на него один из своих взглядов. Из тех, что ему не нравились. Но ничего не сказала.

Как это часто бывало при общении с Моникой, он почувствовал, что провалил экзамен, который держал, не догадываясь об этом.

Моника думала об этом. Много думала. Ей нравилась картина, нарисованная Райли, и она спрашивала себя, может ли стать такой женщиной. Не слишком ли поздно ей начинать жить по совершенно другим правилам? Или же вообще без правил?

Она никогда не брала годовой перерыв для путешествий по Европе. Она мечтала попасть в Кембридж. Было так много городов, которые ей хотелось посетить. И был еще Райли – самый потрясающий из всех мужчин, которых ей довелось встретить. И он был таким внимательным и жизнерадостным. Идти куда-то с Райли было все равно что носить розовые очки. Все выглядело намного лучше.

И разве имело значение, что он никогда не слышал об Эммелин Панкхёрст?

Моника не хотела продолжать разговор, объяснять, что Эммелин была самой известной из всех суфражисток, на тот случай, если Райли никогда не слышал о суфражистках.

Но он же австралиец, напомнила она себе. Может быть, в Австралии феминисток не было. Избирательное право для женщин было там установлено в 1902-м.

Она заметила Хазарда, сидевшего в Библиотеке за большим столом, заваленным бумагами.

– Ты снова здесь работаешь, Хазард? – спросила она.

– О, привет, Моника! Ага. Надеюсь, ты не против, что я занимаю столько места. Дома мне как-то одиноко. Не хватает офисного шума. Во всяком случае, кофе здесь лучше.

– Да ради бога! Правда, я уже закрываюсь. Можешь еще немного посидеть, пока я приберусь и закрою кассу.