Тара Конклин - Последний романтик [litres]

Подумав, я наклонила голову.

– Ну да, это похоже на правду.

– Нет, – покачала головой Кэролайн. – Я так не могу. Я оставлю их. Что-нибудь придумаю.

– Почему бы не отдать одного Джо с Сандрин? – осенило меня. – Свадебный подарок! – Идея показалась мне отличной, но Кэролайн замотала головой.

– Только не Джо, – начала Кэролайн и осеклась. Что-то промелькнуло по ее лицу, не кошки и не дом, что-то более давнее и глубокое. – Слушай, давай выйдем на минутку. – Поглядывая на кошку, она попятилась из комнаты.

В конце коридора я заметила внешнюю круглую стену башенки, покрашенную в тот же лиловый цвет, что и дом снаружи. Из маленького окна на пол падал прямоугольник солнечного света. Все вместе это выглядело таинственным и волшебным, как замок принцессы.

– Кэролайн, – спросила я, – а помнишь нашу игру в королеву-мать там, на пруду? Помнишь ложку? Как ты думаешь, она в конце концов нашла свою дочь?

Кэролайн посмотрела на меня и смущенно покачала головой:

– Прости, Фиона, но я не помню.

– Не помнишь? – Я так ясно помнила все изгибы ручки той ложки, все пузырьки в толстом зеленом бутылочном стекле. Все истории, которые мы сочиняли друг другу. Как она могла это забыть?

– Фиона, иди сюда, мне надо тебе что-то сказать.

Я села рядом с Кэролайн на верхней ступеньке.

– Рене думает, это началось снова, – сказала она. – У Джо проблемы. Алкоголь, наркотики, видения, или как он там их называет. В прошлый раз мы тебе не сказали.

В первый момент мне показалось, что Кэролайн говорит о ком-то другом, о другом Джо, не о нашем брате. Но никакого другого Джо не было.

– Что? Какой «прошлый раз»?

– Когда он был еще в колледже. Когда бросил бейсбол.

– Ты имеешь в виду колено, – сказала я, и это не был вопрос.

Я помнила тот день, когда Джо позвонил Нони и сказал, что у него травма колена. Я обедала за кухонным столом. Нони говорила по белому телефону с длинным спиральным проводом, висевшему в кухне на стене. «Джо! – сказала она и потом: – Что случилось?» Я видела, как ее лицо оживилось и затем сникло.

– Фиона, не было никакой травмы колена, – мягко сказала Кэролайн. – Его просто выгнали из команды.

Я потрясла головой:

– Но… А как же то письмо от тренера?

– Его написала Рене.

– А операция?

– Не было никакой операции.

– Но Джо ходил на костылях.

– Он одолжил их. Только на те несколько дней, когда приехали вы с Нони.

– Я тебе не верю, – сказала я.

Кэролайн посмотрела на меня.

– Рене этого и боялась, – сказала она. – Что ты рассердишься.

– Я не сержусь. Я… – Я встала и пошла от своей сестры по коридору, в комнату внутри башенки. Изнутри она была меньше и темнее, чем казалась снаружи. В ней дуло. Потолок не заострялся кверху, а был плоским и высотой только два с небольшим метра; обшивка вся в водяных разводах. Это напоминало вовсе не волшебную башню, а камеру. Я быстро вышла оттуда и постояла в коридоре, прислушиваясь к мяуканью котят.

Как описать то чувство, когда ты внезапно узнаешь, что не знал чего-то, в чем был уверен? Я помнила, как после того звонка Джо Нони несколько часов проплакала. Она пыталась дозвониться тренеру, потом врачу команды. Потом ей позвонила Рене и все объяснила. Разрыв сухожилия, мениск, как хрупки все эти связки, как трудно полное восстановление. После этого звонка Нони больше не плакала, но была в отчаянии. Ее мечта, мечта Джо испарилась после одного неверного шага.

Но оказалось, что не было никакого шага. Ни разрыва сухожилия, ни хирургической операции. Я замотала головой.

– Ты, наверно, что-то не так поняла! – крикнула я Кэролайн, которая, повернувшись, смотрела на меня. – Я не понимаю, как вы могли бы это устроить. Джо сказал бы мне. Или Нони узнала бы… – И я осеклась. Внезапно я поняла, что Кэролайн говорила правду.

Конечно, они могли все устроить. Мы же, все четверо, могли хранить секрет Нони все время Паузы. Я сама сейчас хранила секрет о блоге и о том, как провожу время за пределами офиса. Скиннеры умели хранить секреты. Это с честностью у нас не очень получалось.

– Жаль, что вы мне тогда не сказали, – прошептала я.

– Ты была слишком маленькой.

– Мне было семнадцать.

– Ты всегда обожала Джо. И всех его друзей. Мы подумали… – Кэролайн помолчала. – Мы с Рене решили, что лучше тебе не говорить. Вот и все.

– Я не сказала бы Нони, – ответила я. – Я сохранила бы ваш секрет.

Кэролайн снова внимательно посмотрела на меня.

– Джо говорил, что папа велел ему перестать играть в бейсбол, – произнесла она безо всякого выражения. – Папа сказал, что его бросковая рука уже не та. Это сказал ему папа.

– Папа? – И я немедленно вспомнила тот давний день во время Паузы, когда Джо взял меня в наш старый желтый дом, и мы стояли в бывшей родительской спальне и ждали нашего отца. Я никогда никому об этом не рассказывала и не сказала Кэролайн и сейчас. Но это воспоминание было как маленькая, ужасная бомба, которую я держала в руке.

Кэролайн неделями не говорила Нони, что бросила учебу.

– Ты должна сказать Нони, – говорил ей Натан за завтраком или перед сном. Говоря это, он всегда как-то касался ее – брал за руку, гладил по плечу, но это не помогало.

– Я не могу, – всегда отвечала Кэролайн. – Она будет ужасно разочарована.

– Возможно. Но ты все равно должна сказать.

С годами Натан все же завоевал расположение Нони, и теперь его отношения с ней были даже лучше, чем у Кэролайн. Но он не знал Нони так, как знала она. Он не понимал странного сочетания большой и малой истории, оживлявшей родительство Нони. Кэролайн же помнила все дискуссии о феминизме за обеденным столом, банку из-под варенья на подоконнике, полную долларовых купюр, куда собирались деньги на колледж. Успех Натана не был символом, он был просто успехом.

Месяц спустя после ухода из университета Кэролайн сидела в плетеном гамаке, висевшем между двумя осинами на заднем дворе, когда Натан принес ей телефонную трубку.

– Звони своей матери, – велел он. – Я больше не могу ей врать.

Кэролайн взяла телефон, но звонить не стала. Откинувшись на спину, она наблюдала, как белая бабочка порхает с одного поникшего ноготка на другой.

«Может, – думала Кэролайн, – Нони вспомнит, как сама была беременна. Как болит спина, как плохо спится, как трудно сосредоточиться, и мозг постоянно переключается с одного на другое, и постоянно слышится биение маленького сердца». Как Кэролайн могла сосредоточиться? Как она могла соревноваться с кучей подростков, которые гуляли все выходные и искренне верили, что события семнадцатого века достойны обсуждения. С людьми, которые думали только о себе? Кэролайн находилась в другом измерении. Более того, она вышла уже за собственные пределы – ее мысли и чаяния тянулись шире и дальше, в будущее человечества, в простирающиеся ветви семейного древа, растущего вширь, где она была самым его центром, мощным, питающим стволом.